— Притворяясь... кем именно?
— Знаешь что, Матео. Я не могу пойти туда, солгать и сказать людям, что не смог найти себе пару, когда человек, которого я хочу видеть рядом больше всего на свете, стоит прямо передо мной.
Все тело Соло застыло. Так тихо, что я даже не был уверен, что он дышит, и, черт возьми, это не могло быть хорошим знаком.
О Боже, зачем я это сказал, когда он, очевидно, не…
— Все бы узнали.
Три слова, которые, как я знал, могли изменить все, но что, если это того стоило? Что, если бы мы того стоили?
Я пристально смотрел на него, показывая, что не боюсь.
— Я знаю.
Соло сделал еще один шаг ко мне, а затем он сделал то, чего я не ожидал.
Он протянул руку.
Я тяжело сглотнул, переводя взгляд с его руки обратно на его лицо, на эту хитрую полуулыбку, а затем он подмигнул мне.
— Ты доверяешь мне?
Если бы мне сказали несколько недель назад, что я решу доверить свою жизнь и судьбу своей карьеры в руки Соло, я бы сказал, что они сумасшедшие. Но теперь ничто и никогда не казалось таким правильным.
Его глаза слегка расширились, когда я вложил свою руку в его, как будто он не ожидал, что я так легко соглашусь. Что он не ожидал, что я «прыгну», когда «прыгнул» он. Но это было именно то место, где я хотел быть. Это было то место, где я хотел быть с того момента, как закрыл дверь лимузина и уехал от этого человека, и ничто не помешало бы мне сделать следующий шаг.
— Я доверяю тебе. Вопрос в том, доверяешь ли ты себе?
Пальцы Соло сжались вокруг моих, а затем он притянул меня к себе и слегка кивнул.
— Ты заставляешь меня хотеть этого.
Уязвимость в его голосе заставила мое сердце забиться немного сильнее. Соло мог бы быть вне себя от гордости и выглядеть так, как будто ему наплевать на чужое мнение. Но я прекрасно понимал, что девяносто процентов этой бравады было прикрытием, шоу, которое он разыгрывал для окружающих, и знание того, что он так же опасался входить в эти двери, вернуло мне уверенность.
— Тогда это все, что нам нужно, верно? Вместе? — Я знал, что выставляю все это напоказ. Я доверял не только своему доверию, но и своим эмоциям в руках этого человека, и когда губы Соло изогнулись в той чувственной улыбке, которую я любил, мои колени чуть не подкосились подо мной.
— Хм, думаю, что ты, возможно, прав.
Черт. Этот белый официальный костюм, эта улыбка и подтекст, сквозящий в словах Соло, заставили мой член встать и обратить на себя внимание. Не совсем лучшее положение, в котором я мог оказаться, особенно с учетом того, что эта униформа была подогнана должным образом.
— Ладно, тебе нужно перестать так на меня смотреть.
Соло облизнул нижнюю губу. Когда мои пальцы автоматически сжались на его, он усмехнулся.
— Например, как?
— Как будто мы одни, и у нас есть целая ночь, чтобы исследовать все, что предлагают твои глаза.
Соло оглядел пустой вестибюль.
— Я больше никого здесь не вижу, лейтенант.
Я покачал головой.
— Будь серьезен. Мой отец стоит прямо за этой дверью.
Глаза Соло чуть ли не сверкнули, и как раз в тот момент, когда я подумал, что он скажет «к черту все» и утащит меня куда-нибудь в более уединенное место, он повернулся на каблуках и потянул меня за руку. Когда я последовал за ним, мой взгляд опустился на идеально сидящий покрой его пиджака и брюк. Когда мы наконец добрались до дверей вестибюля, он остановился и оглянулся на меня через плечо.
— Господи, Пантера. Перестань пялиться на мою задницу. Твой отец прямо по ту сторону этой чертовой двери.
Мои губы дрогнули, когда он потянулся к ручке, и именно в этот момент я понял одну из главных причин, по которой я влюбился в этого сердцееда, этого плохого парня, который обладал способностью успокаивать и возбуждать меня одновременно.
Там, где я был хладнокровен и спокоен под давлением, Соло был напористым и безрассудным. Ему доставляло удовольствие шокировать окружающих до чертиков, и сегодняшний вечер не собирался быть исключением.
Глава 2
Соло
Я не обманывал Пантеру. Я знал, что он мог видеть насквозь мое безразличие к происходящему, но он не обращал на меня внимания из-за этого. Остроты заключались в том, как я справлялся со слишком тяжелыми вещами, моментами, когда давление было настолько велико, что существовала вероятность того, что все может пойти не так. И не стоит заблуждаться, как только мы войдем в эти двери, все может пойти наперекосяк.
Но рука Пантеры в моей означала, что он был готов рискнуть страховочной сеткой своей жизни ради того, чего он хотел — и чего он хотел, так это меня.
Если бы я мог сдерживать кайф, который испытывал, я бы заработал гребаные миллионы. Как бы то ни было, мне казалось, что мое сердце стало на пять размеров больше и готово было вырваться из груди в любой момент, но я должен был сдержаться, если у меня была хоть какая-то надежда пройти через эти двери.
— Ты готов?
Пантера надел свою фуражку и выдохнул. Затем он посмотрел на меня глазами, сияющими решимостью, сжал мою руку и кивнул.
— Готов.
Не сводя с него глаз — и прежде чем сделать что-нибудь безумное, например, оттащить его обратно в казарму, чтобы поступить с ним, как я того хотел, — я распахнул дверь в главный зал.
Синие огни вспыхивали в тускло освещенной комнате в такт живому джаз-бэнду, игравшему Summertime, и когда мои глаза привыкли, я смог разглядеть огромное количество людей, заполнивших большую комнату. Искусно украшенные круглые столы занимали большую часть пространства, хотя перед группой была большая танцплощадка, но именно те, кто стоял прямо перед нами, заставили Пантеру сжать мою руку мертвой хваткой.
Впрочем, ему не нужно было беспокоиться; я не отпускал его.
«Устрашающие» — вот слово, которое я бы использовал, чтобы описать высокопоставленных офицеров, стоявших в, казалось бы, бесконечной очереди на прием к военно-морскому флоту и золотой ковровой дорожке. Когда мы с Пантерой вошли в комнату, все взгляды устремились на нас.
Нечасто высшее руководство выдавало свое удивление, но несколько пар глаз расширились, и среди них… отец Пантеры. Он стоял в нескольких футах от своих сверстников, его уважали и боялись в равной мере, и я ждал его реакции. Он ни за что не стал бы устраивать сцену, не здесь, но я также не хотел, чтобы он или кто-либо другой доставлял Пантере неприятности. Когда я не увидел никаких явных признаков неудовольствия — ни стиснутой челюсти, ни сжатых кулаков, — я почти вздохнул с облегчением, хотя мы еще не были в безопасности.