Пока мы бежали, спасая свои жизни, в Контуме, ничего не происходило. Подполковник Абт в то самое утро отправился домой, оставив на командовании офицера сомнительной компетенции, не имевшего никакого представления о безотлагательности. "Дерьмо!" — огрызнулся Наездник Кови О'Дэниелс, потеря РГ "Пенсильвания" была свежа в его памяти. "Давайте найдем вертолет, чтобы доставить меня в Плейку, и отправимся туда сегодня вечером".
О'Дэниелс, летевший с капитаном ВВС Бобом Манном, пересек границу в полночь, но у них не возникло проблем с тем, чтобы найти нас — они увидели горящие грузовики в десяти милях (16 км). Пока мы бежали сквозь черные как смоль джунгли, Оу-Ди использовал это пламя, чтобы направлять группу за группой истребители, бомбя место засады, дорогу и наш след. Всю ночь мы пробирались через джунгли, остановившись только дважды, чтобы оказать помощь Вуди и проверить путы пленного.
Было еще темно, когда вертолеты взлетели, чтобы прибыть к нам на рассвете, "Хьюи" из 170-й штурмовой вертолетной роты в сопровождении "Кобр"-ганшипов из 361-й роты ударных вертолетов "Розовые пантеры". Затем пара "Скайрейдеров" A-1 сделала последний заход с кассетными бомбами, и О'Дэниелс увидел, что они сыплются прямо на нас. Хотя кассетные бомбы действительно рвались повсюду вокруг нас, каким-то чудом никого не задело. Уорент-офицер Джим Лейк, летевший на ведущем "Хьюи", повел свой борт в дым и приземный туман, увидел наши сигнальные ракеты и приземлился. И мы были таковы — нам удалось: водитель головной машины колонны невредим, Вуди ранен, а я лишь слегка задет осколками. Успех был тем слаще, потому что это было то же подразделение "Хьюи", которое потеряло РГ "Пенсильвания" и своего ведомого — "Хьюи" капитана О'Доннелла — всего четыре дня назад.
Наш обратный перелет в Контум превратился в воздушную процессию, все вертушки шли в строю. Когда мы приземлились, все, кто были в расположении, хлынули на вертолетную площадку. Во время этого бурного приветствия множество рук жали нам руки, хлопали по спине и передавали холодное пиво, и американцам, и ярдам. Нашего водителя грузовика, все еще с завязанными глазами и в наручниках, увел офицер разведки. Я был настроен выпить чего покрепче, когда Первый сержант разведки объявил, что через десять минут прибудет C-130 "Блэкберд" SOG, чтобы отвезти меня и пленного в Сайгон.
Через несколько минут я был возле взлетки в Контуме, где сострадательный офицер разведки снял повязку с глаз пленного. Водитель NVA огляделся, заметил мою грязную форму и лицо, заляпанное камуфляжной краской, и понял, что я был в группе, которая его схватила. "Ди-дау", — попросил он, имея в виду, что ему нужно помочиться. Он поднял скованные руки, показывая, что мы должны освободить их. Офицер разведки не был уверен, что делать.
Я не собирался снимать с него наручники. Ли Беркинс, разведчик, отправленный в качестве охраны, был слегка удивлен, но наш командир, как заметил Ли, "чуть не отложил кирпич от изумления", когда я расстегнул ширинку пленного, вытащил его член, держал его, пока он облегчался, и даже встряхнул, прежде чем засунуть обратно. После этого северовьетнамец понял, что у него не будет абсолютно никакой возможности сбежать.
Едва час спустя мы приземлились в аэропорту Таншоннят в Сайгоне, куда я, как и было предписано, доставил, в наручниках и с завязанными глазами, головного водителя северовьетнамской колонны. Коммерческий фургон без опознавательных знаков доставил нас в штаб SOG, где нас встретили почти с таким же ликованием, как и на нашей вертолетной площадке тремя часами ранее. Шеф SOG Кавано был на Филиппинах, поэтому меня поздравил его заместитель, полковник ВВС Луис Франклин, объявивший, что мы будем докладывать о результатах выполнения задачи генералу Крейтону Абрамсу, командующему вооруженными силами США во Вьетнаме. После короткого душа и стрижки я надел чистую форму, а затем сопровождал полковника Франклина в штаб MACV, где мы ждали своей очереди на контрольно-пропускном пункте.
После того, как командующий 101-й воздушно-десантной дивизии закончил свой доклад, военный полицейский провел нас в святая святых генерала Абрамса. В этом небольшом амфитеатре стоял широкий подковообразный стол, за которым сидели семь двух-, трех- и четырехзвездных генералов, а в центре, пожевывая сигару в своем кожаном кресле с высокой спинкой, сидел сам генерал Абрамс. За десять минут я шаг за шагом пересказал ход операции "Эштрей Два". Когда я рассказал им, как скопище северовьетнамцев, стрелявших возле грузовика, замолкло, когда он взорвался, в комнате раздались смешки. Несмотря на то, что Абрамс был известен как яростный противник Сил спецназначения, он отбросил свои личные чувства, чтобы пожать мне руку. "И скажите своим товарищам по группе", — сказал он, — "они проделали прекрасную и смелую работу".