Наконец, ближе к вечеру настал момент, когда нам нужно было либо выбираться, либо бежать. Когда вертушки вернулись для третьей попытки эвакуации, мы поняли, что это наш последний шанс. Возможно, было уже слишком поздно. Кови передал, что американское командование в Сайгоне одобрило использование кассетных бомб CBU-19 со слезоточивым газом, чтобы помочь нашей эвакуации, но у экипажей вертолетов не было с собой противогазов. Вместо того чтобы ждать еще час, пока им привезут маски из Плейку, ведущий пилот вызвался пролететь под огнем противника, втиснуть свой "Хьюи" между нависающими ветвями деревьев и сбросить нам лестницы. Поскольку нужно было забрать всего троих, это можно сделать быстро.
Миллер повернулся от радио и предупредил: "Спускайтесь ниже. Кови ведет "Фантомы" с тяжелыми бомбами". Мы сползли на дно воронки и прикрыли головы. В течение тридцати секунд земля содрогалась от взрывов 500-фунтовых бомб, бивших по предполагаемым огневым позициям, затем все стихло — и мы услышали радостный звук лопастей приближающейся вертушки. Низко над нами промелькнули две "Кобры", а затем, с юга, появился наш "Хьюи". Когда птичка приблизилась, Гленн и Дуг бросили гранаты, а я взорвал свой Клеймор. Этот пилот летел великолепно, проведя свой "Хьюи" между ветвями деревьев, чтобы сбросить двадцатифутовые алюминиевые лестницы. Как только они упали, мы быстро зацепили рюкзаки за нижние перекладины, закинули CAR-15 за спины и поспешили наверх, пока бортстрелки тарахтели взахлеб — Бам-бам-бам-бам-бам — Бам-бам-бам!
Когда я добрался до полоза, бортстрелок внезапно выпустил свое оружие и отскочил внутрь кабины. В него попали? Я перевалился на пол, когда "Хьюи" начал набирать высоту, волоча за собой лестницы. АК трещали под нами, и я боролся с перегрузкой, чтобы втащить ноги внутрь. Затем мы оказались на свободе. На другом конце отсека я увидел Гленна и Дуга. Запыхавшиеся, мы просто смотрели друг на друга, тяжело дыша и эйфорически улыбаясь. "Опять удалось!" — крикнул я и изо всех сил хлопнул Гленна по спине. Мы отпраздновали, пустив по кругу флягу с водой.
Мы просидели в той дыре, непрерывно наводя авиаудары, шесть часов.
Когда мы выгружались в Дакто, я спросил бортстрелка: "Чего ты так подпрыгнул?"
Его глаза расширились. "Ты не видел?"
"Что видел?"
"B-40". В-40 из РПГ, объяснил он, пролетела всего в двух футах позади, едва не задев меня и вращающийся главный винт, а затем безвредно упала на землю. Благодаря такой крохотной разнице мы выжили, а две недели назад погибли РГ "Пенсильвания" и весь экипаж "Хьюи".
В тот вечер, когда мы вошли в клуб в Контуме, наш приятель-разведчик Эл Уокер пожал нам руки и сообщил: "Мы думали, вы покойники, ребята. Это опасное дерьмо, мощное, охрененно опасное, опасное дерьмо". Никто не спорил с ним.
Полдня, проведенные в воронке, стреляя, наблюдая за стрельбой зениток, переползая, наводя авиаудары, едва не оказавшись снесенным с лестницы РПГ — вот те впечатления, которых мне должно было хватить на какое-то время. Но выход на разведку местности все равно следовало провести, решил Сайгон, и группа Миллера отправлялась обратно.
Мне не нужно было идти, но я не мог позволить им уйти без меня, не сейчас. Так что через два дня после нашей битвы в воронке мы опять были там, в Дакто, залезая в другой "Хьюи", чтобы вернуться на ту же самую цель. У меня было плохое предчувствие.
Ты тупой сукин сын! Вопил я про себя, сидя в двери Хьюи, болтая ногами и махая парням на стартовой площадке, когда мы взлетали. Я показал большой палец Гленну, сидевшему рядом со мной, тоже излучавшему уверенность, но я предполагал, что испытываемые им чувства были совсем иными. Мы почти ничего не говорили во время перелета, погруженные в собственные мысли.
На этот раз мы не спускались по веревке, а высадились обычным способом на поле слоновой травы, примерно в двух милях к юго-востоку от воронки. Мы не встретили противника и вскоре двинулись прочь, направляясь на север, к дороге.
За весь день мы не нашли никаких новых следов, хотя обнаружили заброшенный базовый лагерь и пересекли несколько старых, неиспользуемых троп. На закате я сидел рядом с Гленном на нашей ночной позиции, ел рис пластиковой ложкой, ожидая темноты. Внезапно воздух разорвала очередь из АК — та-та-та-та-та-та-та-та-та-та! Менее чем в двадцати пяти ярдах, освещенный его трехфутовым языком пламени, северовьетнамец уставил ствол в небо и, повернув голову, наблюдал за нашей реакцией. Ложка все еще была у меня во рту, мой правый палец почти выжал спуск CAR-15, направленного прямо ему в голову; но никто из нас не выстрелил, зная, что поблизости скрываются десятки бойцов противодиверсионных сил, готовые наброситься. Мы отказались попадаться на их приманку.