Еще до того, как эта грандиозная подготовка завершилась, я дал вертушкам команду на взлет. Только когда они уже были в пути, я узнал, что ротой командовал Робидо. Я почувствовал, что у меня сводит нутро.
Когда Билли Гринвуд, наконец, убрал Робидо из разведки, это произошло после того, как он отказался выйти из вертушки, так как, по его утверждению, увидел противника на LZ. Это так разозлило Наездника Кови, Лоуэлла Стивенса, что он сказал нашему исполняющему обязанности командира: "Я больше не буду выводить этого человека. Он угробит людей, не заслуживающих быть убитыми".
Я надеялся, что когда на кону судьба Крупы, и после такой серьезной подготовки, Робидо воспользуется этим шансом искупить свою вину, как надеялся Фред. Черт, да его, вероятно, наградят медалью. И вернув Фреда, живым или мертвым, как по мне, он бы заслужил ее.
Когда "Кобры" снижались над новой LZ, я затаил дыхание. Я смотрел, как ганшипы носились взад-вперед над полем. Затем Кобра Ведущий передал: "Огня с земли нет". Бомбы сделали свое дело. Кобра Ведущий вызвал "Хьюи".
Шесть "Хьюи" подошли, выровнялись и зависли.
И висели.
И висели.
"Что случилось?" — запросил я Ведущего Хьюи.
"Командир наземных сил говорит, что видит противника. Говорит, что не может высадиться". Через сильные помехи я услышал голос Робидо: "Э-э-эээ, Пластикмен, мы не можем это сделать. Здесь бункеры, противник. Мы не можем высадиться".
Я крикнул: "Убирайся!"
Робидо продолжал бубнить.
Я закричал: "Убирайся, ублюдок!" Робидо сделал вид, что не слышит меня, и продолжал бормотать оправдания. Я переключился на УВЧ и сказал его пилоту: "Скажи ему, чтобы убирался".
"Понял, Пластикмен". Наступила пауза, затем Ведущий вернулся, в его голосе звучало презрение: "Командир группы говорит, что видит людей. Он не пойдет".
Безумие, подумал я, может мне прыгнуть с парашютом из нашего O-2 и взять командование на себя? Но это не сработает, не сейчас. "Хьюи" просто висели и висели. К этому времени северовьетнамцы должны уже выбираться из своих бункеров, устремляясь на звук наших вертолетов, наше преимущество уменьшалось с каждой секундой. Вертушки висели там, по меньшей мере, четыре минуты — напрашиваясь на неприятности. Робидо продолжал бормотать, намеренно, чтобы не слышать, как я приказываю ему убираться.
Я больше не мог рисковать. "Отходите, Желтый Ведущий", — приказал я.
"Хьюи" опустили носы и взмыли над деревьями, не получив ни единого выстрела со стороны противника.
Я немедленно связался с Контумом и запросил разрешение направить вертолеты обратно в Полейкленг, чтобы я мог приземлиться там, сменить Робидо и лично взять на себя командование Хэтчет Форс для проведения еще одной спасательной операции. У нас еще было несколько часов светлого времени.
Через пять минут пришел ответ: Отказано, без дальнейшего обсуждения. Все борта должны вернуться в Контум и завершить работу.
Мы с Гроувсом кружили над LZ еще несколько минут, пока я в последний раз подносил бинокль к глазам и искал хоть какие-то следы моего друга и товарища-ветерана того ночного забега по джунглям на "Эштрей Два". Затем нам тоже пришлось уйти.
Когда мы улетали, меня охватил жуткий страх — минуты уже превратились в десятки минут, затем в часы, а вскоре последуют дни, затем — годы. Я вспомнил Фреда в Бангкоке, когда Янси поставил песню Джона Леннона, и мы обманули его, заставив поверить, что там поется "Дайте шанс войне". И его прыжок из окна отеля, когда он промахнулся мимо бассейна и… Я ударил кулаком по лобовому стеклу. Фреда больше не было, я ничего не мог сделать. Фред Крупа, храбрец, командовавший личным примером, теперь пропал без вести. Я сломался.
Когда наш O-2 был на подходе к Контуму, я передал запрос о встрече с исполняющим обязанности командира. Через несколько минут я предстал перед ним и в ярких подробностях описал, что именно произошло. Затем я потребовал, чтобы Робидо предстал перед военным трибуналом за трусость перед лицом врага. Он заверил меня, что проследит, чтобы было сделано все необходимое.