Около 20:30 мы услышали звук приближающегося самолета. Замерев, когда звук приблизился, мы видели, как он пролетел, так низко, что был прямо перед нами. Походивший на двухмоторный транспортник C-47, он шел без огней, но так близко, что мы видели отсветы приборной доски на лице пилота. Когда рассвело, мы внесли самолет в наши заметки, включая азимут и предполагаемую скорость.
В то утро мы обнаружили свежую тропу. Мы пролежали в засаде два часа, готовые попытаться захватить пленного, но в поле зрения не появилось ни одного северовьетнамца. Затем Бен отвел нас на безопасное расстояние, чтобы сделать перерыв на время пока.
Около 16:00 мы карабкались на очередной холм, когда я совершил ошибку, схватившись за ствол бамбука. Мелкая коричневая пыльца посыпалась мне на руку, и я тут же начал чесаться и проклинать себя. Идеальный природный чесоточный порошок, он заставил меня содрогаться от неумолимого зуда.
Затем в сотне ярдов вверх по склону раздался возглас по-вьетнамски. Мы замерли. Мой зуд прекратился. Раздались еще голоса, веселые, непринужденные. Мы услышали, что там рубят и копают.
Бен пришел к выводу, что северовьетнамцы строят там лагерь. Что нам делать? Подползти туда, пронаблюдать и доложить вечером? Бен взял гарнитуру рации, вызвал Кови, а затем прошептал: "Нам нужен авиаудар".
Полчаса спустя, пока в 100 ярдах от нас продолжали слышаться голоса и работа, Джордж лежал на спине в воронке от бомбы, чтобы подать зеркалом сигнал Кови, в то время как я прикрывал его. В этот момент к Кови присоединился хриплый рев двух тяжелых поршневых двигателей, и это привлекло внимание северовьетнамцев. В их голосах зазвучало волнение, они выкрикивали предупреждения друг другу. "Сто метров, 350 градусов, на вершине холма", — произнес Бен в эфир. O-2 Карате вошел в пологое пикирование, выпустил по холму дымовую ракету, и северовьетнамцы полностью затихли.
Затем раздался резкий вой двух пикирующих А-1, и их 20-мм пушки осыпали снарядами всю вершину холма. Никакой реакции. Они сделали круг, пошли на второй заход, и тут открыли огонь все стволы мира. Там была, по меньшей мере, рота, 100 человек, паливших из АК и ручных пулеметов, но это не возымело никакого эффекта на А-1, которые в этот раз добавили напалма.
Где-то на пятом заходе я смотрел, как кувыркающийся алюминиевый цилиндр падает между деревьями, думая: "Этот летит прямо в нас". Я почувствовал запах бензина — увидел, как сработали воспламенители — затем ВУУУУУУУУХ! — полыхнуло пламя, опалившее мои ресницы и поджегшее рюкзак Бена. Казалось, это было жуть как близко, но насколько хуже, должно быть, было находиться в том 100-футовом огненном шаре, где оказались вражеские солдаты. Они продолжали стрелять, а А-1 продолжали обстреливать и бомбить, теперь уже кассетными бомбами, которые рвались подобно хлопкам попкорна, каждый из которых был взрывом бомбочки размером с бейсбольный мяч. Мы не слышали их криков, но северовьетнамцам, должно быть, доставалось крепко.
Противник не видел нас, но они должны были понять, что их обнаружила наземная группа: они будут искать нас. Мы уползли прочь.
Бен стал особенно осторожным. Хотя у нас не было воды, он не пошел к единственному имеющемуся поблизости ручью, опасаясь, что разгневанный враг может искать нас там. Он был также особенно придирчив в выборе нашего МНП. В ту ночь мы не слышали противника.
На следующий день, несмотря на мучающую нас жажду, Бен не пошел к ручью. Поскольку нас должны будут забрать в этот день, нам просто придется обходиться без воды. В районе полудня мы принялись подыскивать подходящую LZ для эвакуации. Бен пропустил первую, потому что она была слишком очевидной, слишком большой и, следовательно, возможно, прикрывалась зенитными орудиями.
Было 15:30, когда мы добрались до подходящей LZ, которая выглядела слишком маленькой, чтобы там сел "Хьюи". Действительно, она была непригодна, пока мы не срубим бамбук и мелкий кустарник по ее краям, что мы не начали делать, пока Кови не сообщил, что вертолеты уже в пути. Пока наши вьетнамцы рубили, Бен обратил мое внимание на дерево, ветви которого нависали над LZ. "Можешь подорвать его?" Оно было шестнадцати дюймов (40,6 см) в диаметре, с мягкой древесиной. "Да", — решил я, говоря пересохшими губами. Мы все страдали от обезвоживания, и глотки у нас пересохли.
"Хорошо, подготовь все, но не взрывай, пока вертушки не окажутся почти здесь". Мы с Джорджем подготовили заряды из взрывчатки С-4 и Клеймора, пока Бен связывался с Кови.
Когда Бен кивнул, я нажал на замыкатель, и бабах! Мой основной заряд перебил ствол у основания, затем верхний заряд отбросил падающее дерево в сторону, прочь от LZ. Когда дым рассеялся, бинго — вот и наш "Хьюи". Пилот умело спустился в нашу прогалину, такую узкую, что на полпути ему пришлось отвернуть хвостовую балку, чтобы не задеть ветку дерева. Он завис в двадцати футах (6 м), когда бортстрелки выпнули за борт алюминиевые лестницы, прикрывая нас своими пулеметами. Закинув свой Шведский К за спину, я полез вверх по качающейся лестнице. Джордж добрался туда первым, затем втащил на борт меня.