Мы собрались в плотный периметр и уснули. Ночь прошла без происшествий.
Примерно за тридцать минут до рассвета Билл, Пит и я собрались для финальной координации действий, затем разделились на три группы, каждый из нас повел трех ярдов на наблюдательные позиции, примерно в 150 ярдах (137 м) друг от друга, чтобы дождаться, когда объявится снайпер. Будучи в центральной подгруппе, я бесшумно прокрался к кромке джунглей с нашим ведущим, Боюи, переводчиком Буи и Фьюитом, гранатометчиком с M79. Когда начало светать, я увидел, что небольшой бугорок перекрывает нам обзор — нам пришлось быстро переместиться на пятьдесят ярдов на более высокую позицию.
Мы были на полпути, когда, БАХ! — выстрел — но не в джунглях, где-то внизу. Южновьетнамский армейский джип, очевидно, цель этой последней атаки, уносился прочь — затем я увидел, как что-то мелькнуло среди бамбука в 100 ярдах ниже, так быстро, что к тому времени, как я вскинул свой CAR-15, оно исчезло.
Он бежал не вверх, в джунгли, а вниз, к дороге!
Я несся как угорелый вниз по открытому склону холма, трое монтаньяров следовали за мной, ожидая, когда стрелок снова появится по ту сторону бамбука; он появился, труся медленнее, но его руки были пусты. Он бросил свою винтовку где-то в бамбуке. Он мимолетно появлялся и исчезал снова, не давая сделать прицельный выстрел. Затем я увидел, куда он движется.
Впереди него дым от готовки поднимался из хижины с соломенной крышей, где крестьянка раскладывала завтрак из риса и зелени, а двое детей сидели у открытой двери. Теперь стрелок шел обычным шагом, неся какой-то сельскохозяйственный инструмент, и вел себя так, будто ничего не произошло — но я знал, что тот выстрел сделал он. Пока он садился с женщиной и двумя детьми за еду, мы незамеченными приблизились менее чем на пятьдесят ярдов (46 м) и опустились на колени в густой листве.
Я послал Боюи за остальной частью группы, а затем смотрел, как один из детей в дверях ест из алюминиевой миски. Что за глупый ублюдок! — подумал я. У даже него нет горшка, куда ссать, все, что у него есть в этом мире, это его семья, и он подвергает ее опасности. Он был плохим стрелком или намеренно целился выше? Я мог бы его задержать, но два месяца назад мы с Джоном Алленом схватили вооруженного предполагаемого вьетконговца во время тренировки в джунглях, примерно в миле от лагеря CCC. Мы послушно передали его вьетнамской провинциальной полиции. Днем позже я увидел его на заднем сиденье Хонды — он показал мне средний палец. Я не собирался совершать эту ошибку дважды.
Мой ствол смотрел в центр груди мужчины, но я не решался стрелять, ожидая, пока он отойдет от своих детей. Я представил себе, что он слышал от тех, кто его завербовал — тех же славных вьетконговцев, которые вырезали целый джип сирот-католиков прямо на Шоссе 14, чтобы показать всем, что они могут контролировать дорогу по своему желанию. "Сделай это ради революции, брат. Стреляй в марионеток и янки, товарищ". Вот так, или они выпотрошат его на глазах у его семьи.
Прошло пять минут с момента выстрела. Фьюит спросил: "Туонг Си (сержант), он умереть?"
У меня было искушение застрелить его и списать это на снайпера, который целился в наших бегунов — в этом будет доля иронии. Я навел на него прицел, снимая CAR-15 с предохранителя.
Затем я посмотрел на его детей, сидящих на корточках и запихивающих рис в свои голодные рты.
Я опустил свой CAR-15 и поменялся с Фьюитом на его гранатомет M-79. Я заменил его золотистую осколочно-фугасную гранату на серую — со слезоточивым газом — навел прицел на хижину, взял чуть выше, чтобы компенсировать расстояние, и — ЧПОК! — она полетела, пробив стену хижины и свалившись внутрь. Вся семья вскочила на ноги, расплескивая миски, дети плакали и хватались за мать, отец трясся и кашлял.
Мы пошли прочь, оставив неизгладимое послание: "Мы знаем, кто ты, где ты и что ты сделал". Возможно, ему удастся убедить Вьетконг, что он больше не может быть им полезен.
Однако это сработало, мы больше не получали сообщений о том, что он стрелял. И наш выход был засчитан как успешный — РГ "Иллинойс" была признана готовой к трансграничному выходу. Но нас назначили на цель не сразу, потому что муссон снизил интенсивность наших действий. Так что мы каждый день усиленно тренировались, и каждый вечер общались в клубе. Однажды вечером мы собрались вокруг только что вернувшегося Один-Ноль, который встал, поднял свою выпивку и подвел итог своего последнего выхода одной незабываемой фразой: "Христиане — семь, Львы — ноль".