Мужчина поднял задумчивый взгляд от поплавка и посмотрел чуть поверх него. Он застыл в изумлении, тупо уставившись перед собой. На него из воды смотрела женщина. От лодки ее отделяло метров десять, не больше. Рассвело настолько, что Никон смог увидеть достаточно привлекательное, но какое-то неправильное лицо. Что-то в нем было не так, что-то смущало его очень сильно, а может быть, странным было просто наличие купальщицы в столь ранний час? Тем не менее он подумал: «Девушка плавает… забавно… вот уставилась!»
Когда эта самая девушка подплыла ближе, в его мозгу пробежало вполне логичное и запоздалое: «А почему так далеко от берега?»
Тем временем женщина в воде подплыла еще ближе, и до лодки ей оставалась всего пара-тройка метров. Никон смог лучше рассмотреть темные, но непонятно какого точно оттенка волосы: ему они показались каштаново-рыжими с примесью зеленого. Да, определенно, они отливали каким-то странным зеленым оттенком, словно в прядях запутались водоросли. Рыбак силился всмотреться в лицо купальщицы. Тогда ему не показалось — что-то было с ним определенно не так. Круглые, чуть выпуклые глаза были больше, чем они должны быть раза в полтора. Брови настолько редкие и тонкие, что еле обозначались на аккуратном, овальном, чуть вытянутом лице. Нос был совершено обычным, даже, можно сказать, красивым, а вот рот с бледными пухлыми губами был растянут по углам настолько, что вызывал смутное чувство отвращения, когда на него смотришь дольше двух секунд. Если бы не это, лицо незнакомки в воде можно было бы назвать почти красивым.
«Инопланетянка», — пробежало у него в голове, и тут Никон обратил внимание на ее кожу — идеально ровную, гладкую и блестящую от капелек воды. Очень уж блестящую, будто вся она была покрыта еле заметными, мелкими чешуйками. Мужчина медленно перевел взгляд и посмотрел ей прямо в глаза, понимая, что странная купальщица не сводила их не на секунду, будто гипнотизируя. Она слегка нагнула голову набок и уголки огромного рта дрогнули в еле заметной улыбке.
— Ты кто? — он вдруг не узнал своего голоса. Рыбак не мог отвести взгляда и пошевелиться, смотря на странное лицо из воды. Оно приводило в растерянность, более того, он начинал чувствовать, как страх заползает под кожу, но не мог отвести взгляда. — Почему ты плаваешь в столь ранний час и почему уставилась на меня?
Растерянность. Непонимание. Тревога. Испуг. Шок. Ужас. Боль. Сколько раз она видела это в глазах людей…
Морская дева приблизилась еще ближе и облокотилась о борт лодки, улыбаясь еще шире, но не показывая зубов. Теперь он явно видел и эти чешуйки — крохотные, почти незаметные на лице, но дающие неестественный блеск на коже, становившиеся все больше к плечам и ниже… Она приподнялась на локтях, еще больше поднимая туловище из воды. Длинные пряди упали на обнаженную маленькую грудь, на которой поблескивали крохотные, почти незаметные… Она вся была в чешуе! Лодка слегка накренилась…
Рыбак не смог даже выдавить из себя крик — он так и застрял в горле.
«Кажется, я схожу с ума… Что происходит? И почему я ничего не делаю?» — пораженно спросил он себя, чувствуя, как от страха замирает сердце, а по телу разливается холод. Оно словно оцепенело и не хотело двигаться. Он не верил в то, что видит: рука — совершенно не хрупкая женская рука — с перепонками между пальцев, сжала борт лодки. По странному стечению мыслей он вспомнил слова своего племянника, который тем летом приезжал погостить к нему.
— Что случилось? — он уставился на парня, который в последние дни изменился и был сам не свой. — Ты приехал на отдых, так развлекайся и отдыхай.
— Я так и делал, — резко, почти со злобой, ответил парень. Лицо его помрачнело еще больше. Его просто было не узнать.
— Кирилл! — как-то вечером, буквально накануне отъезда, дядя подошел к нему, непрерывно болтая бренди в бокале. Вечерний ритуал. Кирилл перевел взгляд на золотисто-коричневую жидкость, а затем посмотрел в окно. Алые краски заката пробивались через огромные окна, украшая их большую светлую гостиную.
— Ты такой странный после приезда из Метаморфоси…
— Море…
— Что?
— Море, — эхом повторил парень, — такое красивое. — Медленный, глубокий вздох. — Мне завтра уезжать. И это не после поездки, это тут…
— Что «тут»? — Никон непонимающе смотрел на него, брови сдвинулись к переносице. Он даже перестал болтать бренди.
— Какое красивый закат… какое красивое место… магическое…
Воцарилось молчание. Кирилл выглядел крайне странным, задумчивым, ушедшим в себя на несколько секунд. Он неотрывно смотрел вдаль, на голубовато-зеленую воду, окрашенную в этот час теплыми оранжевыми красками, которая таила в себе намного больше тайн, чем он мог себе представить до этого путешествия.
— С тобой определенно что-то случилось, сын мой, — пробормотал Никон, наконец-то отпивая забытый напиток. — Только я не могу взять в толк, что именно! Ты какой-то нервный, растерянный, иной раз отвечаешь невпопад…
— Когда?
— Да все эти три дня тебя словно подменили! Да вот и сейчас… Тебя словно тут нет! Что с тобой, а? — Никон раздраженно тронул парня за локоть, и Кирилл вздрогнул. Никон отчетливо увидел, что племянник почти с испугом посмотрел на него, но потом опомнился и улыбнулся ободряюще.
— Да все хорошо. Наверное, просто устал, — заверил Кирилл, пожимая плечами.
— Устал? От гулянок?
— И от этого тоже. Можно мне? — он взглядом показал на бокал. — Мы посидим на веранде до поздней ночи, если ты не против, потом я искупаюсь перед сном и соберу вещи. Утром поезд.
— Но…
— И давай не будем. Я попытаюсь быть как прежде. Тем более, терпеть меня уже недолго, — Кирилл подмигнул.
— Но я волнуюсь, — развел руками Никон. — У тебя неприятности?
— Что? — на этот раз парень широко улыбнулся и обнял дядю. — Нет, старик, успокойся.
— Точно? — Никон прищурился.
Парень кивнул.
Спустя час, когда совершенно стемнело и огрызок луны освещал море, когда два бокала бренди ударили в голову, а стрекотание цикад и сверчков приятно убаюкивало, внушая какое-то умиротворение, Кирилл произнес:
— Я встретил что-то странное… на море…
— Где?
— Ну там, — мотнул головой Кирилл, — на море.
— Что странное?
Кирилл слушал, как лились из гостиной тихие звуки джаза: оркестр Гленна Миллера исполнял свою знаменитую «In the Mood». Откуда-то доносились голоса и женский смех — веселый и беззаботный.
— Ну? — Никон был нетерпелив. Он уже и не надеялся, что Кирилл хоть что-то прояснит. Он надеялся услышать что угодно, но только не это.
— Я два раза видел ее. Определенно. Женщину в воде. И мне кажется, что я видел русалку. Поэтому, дядя, я хожу сам не свой. Я понимаю, что ты думаешь, когда слышишь от меня такое, но я правда видел в воде… это вряд ли был человек. Я видел ее хвост… прямо у берега… и она посмотрела мне прямо в глаза. Ты можешь мне говорить что угодно, ты жил возле моря не один год и, может, и сам видел что-то подобное, но никому не рассказывал, но я точно видел… Это была не человеческая женщина.
Кирилл замолчал, уставившись перед собой. Боковым зрением он видел, как Никон смотрит на него. Он не улыбался. И Кирилл не улыбался. Но ему стало ощутимо легче.
Звуки музыки постепенно затихали, растворяясь в доме.
Воспоминания пролетают как один миг. Взгляд Никона будто проясняется, он словно узнает женщину, о которой говорил племянник. Она подтягивается ближе, на лице улыбка, от которой стынет кровь сильнее, чем от перепонок между пальцами и огромного хвостового плавника, выныривающего из воды: он двигался так, словно махал ему в знак приветствия! Никон чувствует, как что-то прохладное и гладкое касается его шеи. Кажется, это ее ладонь. Панический страх ледяными пальцами сжимает грудь, не давая дышать. Его пытаются наклонить ниже, тянут в воду. Почему, если он понимает, что происходит, не может попытаться вырваться? Попытаться изловчиться и ударить веслом? Потому что знает, что ничего не получится? Что нет шансов? Что она в разы сильнее и быстрее?