При виде горько плачущего Феликса моё несовершенное и бедное сердце прибегло к Евангелию, и я нашёл утешение в воспоминании об Иисусе, Божественном Наставнике, у которого также было чувствительное и любящее сердце, когда он плакал на Земле, у смертной оболочки Лазаря!…
Прошли почти двадцать минут, когда вновь зажёгся свет, и тут раздался тревожный крик, в котором слышались ужас и боль.
С быстротой смертельно раненой лани Марита выпрыгнула из окна с противоположной стороны и в полном смятении исчезла из виду…
И не успели мы предпринять каких-либо мер помощи, как в комнату шумно ворвалась какая-то особа, в бешенстве хлопнув дверью. Это был не кто иной, как «донна» Марсия.
При помощи своего развоплощённого друга Ногейра в мгновение ока привёл себя в порядок и, столкнувшись со своей супругой, презрительно рассмеялся, грубо воскликнув:
— Этого ещё не хватало!… И ты тоже?! Ты здесь?…
«Донна» Марсия, имевшая привычку развлекаться игрой в покер со своими подругами недалеко от пансиона Крешины, с которой поддерживала дружеские связи, была сразу же уведомлена этой последней о прибытии её мужа, уточнившей, что он рискует попасться вместе с молодыми людьми.
Портьер, опасаясь осложнений, быстро передал своей хозяйке всё, что знал, и хозяйка, со своей стороны, не колеблясь, вызвала свою подругу с целью предотвратить возможные бедствия, зная, что девушка и Жильберто были здесь вместе.
В тревоге появившись здесь, мадам Ногейра увидела, как убегала её приёмная дочь, и, встретив своего разочарованного мужа, выходившего из комнаты, она тотчас же поняла всё, что здесь произошло…
— Негодяй! — вскричала она в негодовании. — А я не поверила бедной девочке! Я ведь могла предотвратить всё это!…
Голос вновь прибывшей стал печальным, и она сказала:
— Как ты мог не понимать всего этого? У меня есть все бумаги Араселии, все её послания… Кроме тебя, у неё не было ни одного мужчины!… Ты не знал о её последнем письме, в котором она передавала мне свою малышку, говоря, что предпочтёт смерть, лишь бы я была счастлива!… Память об этой преданной бедной девушке — это единственное доброе, что осталось в моём сердце… Всё остальное разрушил ты … Aх, Клаудио, Клаудио!… До какой низости мы с тобой дошли?!… Безумец, ты изнасиловал свою собственную дочь!…
Шатаясь, он прислонился к двери, словно поражённый молнией. «Донна» Марсия разразилась рыданиями. Нам же не оставалось ничего другого, как удалиться.
14
Мы с Феликсом шли впереди девушки.
Марита, оскорблённая, ускоряла шаги, она была в шоке.
Она практически бежала из Лапы, квартала, где находилось заведение, которое мы только что покинули, бежала до Синеландии. Она чувствовала себя подхваченной всеми ветрами несчастий, изгнанная с Земли. Преданная в своих самых сокровенных женских чувствах, она испытала то сильное унижение, которое уничтожило в ней всякое понятие о страдании. Она была признательна человеку, которого знала как отца, если бы он воткнул в неё кинжал или дал выпить яду, но у неё не было сил простить ему подобную обиду. Возмущение двигало всеми её органами. Она в растерянности дрожала. В её голове набирала силу лишь одна мысль: самоубийство. Она горела желанием броситься под колёса машин, проходящих перед нею. Умереть… исчезнуть… она задумалась, со слезами на глазах. Но ей необходимо было ещё немного пожить; оставалась одна тайна: Жильберто. Зачем нужно было проявлять столько жестокости, уклонившись от встречи и заменив себя другим? Что за история была между ними? Он ведь прочёл её письмо, он знал о нём. Он написал, что придёт,, Почему же он отрёкся? Как Клаудио мог узнать о их встрече? С помощью Крешины?
Вопросы без ответа оставляли в её душе язвы. Она шла к безумию. Стиснув зубы, она едва сдерживала стон.