В это время Феликс посоветовал мне уплотнить мой внешний вид, чтобы Морейра мог видеть мои действия. Он сохранял надежду дождаться его предложения по поддержке дыхания девушки в нормальном функционировании.
И тогда я стал молиться, посвящая себя успеху цели, и когда Ногейра и его компаньон переступили порог комнаты, куда нас поместила администрация, вампир бросил на меня изумлённый взгляд.
Они стояли, скорбно пошатываясь, тронутые зрелищем…
Неукротимые чувства охватили мою душу…
К дочери подошёл, дрожа, Клаудио и разразился рыданиями.
Насколько я мог ощущать его, этот миг представлял для него обзор его совести.
Инстинктивно он вернулся в мыслях к своему детству и отрочеству… Он вспомнил свои первые неосмотрительные шаги. Необдуманность прошлого обретала свои черты в его памяти. Он словно пролистывал свои сексуальные излишества прошлого. Каждая девушка, которую он поддерживал в иллюзии, каждая женщина, чьими слабостями он злоупотреблял, появлялась на его ментальном экране, и, казалось, спрашивала, что он сделал с девушкой, которую преподнесла ему жизнь…
Этот человек, который вызывал у меня противоречивые чувства, и от которого я желал отдалиться, охваченный отвращением, теперь вызывал у меня растроганность, которую проявляли лишь мои слёзы!…
К большому изумлению медсестры, Клаудио стал на колени, и Морейра вместе с ним… В конвульсиях рыданий он гладил эти взлохмаченные волосы, смотрел на её восковое лицо, которое так изменила смерть, остановился на лице и губах, покрытых трупными пятнами, втянул в себя тяжёлый больничный воздух, выдыхаемый лёгкими, и опустив голову на одеяло, скорбно вскричал:
— A-а, дочь моя!… Дочь моя!…
В этот миг лоб Морейры склонился, словно раздавленный страданием… Оба они находились здесь, склонённые к моим коленям, выказывая то же поражение, что и Марита, нашедшая утешение на моих коленях.
Я признал, что Божественное Провидение приближало ко мне не только жертву их намерений. Палачи тоже нуждались в любви. Поддерживая неподвижную девушку на уровне груди, я прикасался к ним своей правой рукой, будучи в состоянии молитвы… И молитва делала яснее мои мысли, исправляя моё зрение!… Да, в то время, как я старался утешить этих двух мужчин, чьи угрызения совести сгибали их с силой невысказанного мучения, я размышлял о своих собственных ошибках и понимал причины жизни!… Нет!… Они не были ворами, одержателями, врагами, мучителями, которых я ещё накануне ненавидел!… они были моими друзьями, моими братьями!…
2
Опечаленный, но спокойный, Феликс подошёл к Ногейре, передал ему энергии восстановления и, подняв его с места, распрощался, говоря, что ещё вернётся.
Я не должен волноваться, доброжелательно сказал он мне. Мы будем вместе, он пришлёт сотрудников, предпримет кое-какие меры. Я заверил его, что сильно привязан к малышке, в конечном счёте, она была моей дочерью в духе. Нет, я не оставлю её одну в сложной фазе развоплощения.
Между тем, Клаудио удалился в поисках специалиста.
Морейра, разглядывавший меня с самого моего прибытия, смотрел на меня теперь с симпатией, и я пообещал себе сохранить её.
В какой-то момент он обратился ко мне. Он смягчил тон голоса и сказал, что узнал меня. И стал жаловаться. Он видел, как различные развоплощённые братья подходили к двери и адресовали ему непристойные знаки. Они с презрением показывали на Мариту, ссылались на непристойные образы, чертили в воздухе беспутные жесты, и один из них даже имел наглость затронуть его и спросить, что это за женщина, от которой уже пахнет смертью.
Я принялся утешать его. Всё это пройдёт. Мы ожидали наших спутников, снабжённых необходимыми средствами для изоляции комнаты.
Отвечая на его вопросы, я объяснял ему, что, сам того не желая, участвовал в драме, и разжалобился насчёт этой девушки, выброшенной на асфальт.
Он хотел знать подробности. Но опасаясь осложнений, я обещал ему тотчас же, как будет возможно, собрать всю нужную информацию для нас обоих.
Стараясь сгармонизировать его в соответствии с требованиями службы, выпавшей на мою долю, я попросил у него разрешения на сотрудничество. Я был бы рад, если бы он согласился на мою помощь здесь, у изголовья постели этой девушки, проходившей такое тяжёлое испытание. У меня есть опыт работы в других больницах, и я мог бы быть полезен.
Морейра разволновался и одобрил мою идею. Да, уточнил он, он предан ей всеми своими чувствами, он видел моё совершенное бескорыстие, двигавшее моей волей в деле служения ей. Он будет рассчитывать на меня и сослался на средства, которые ему знакомы, чтобы он мог помогать мне, он будет защищать меня и станет верным моим спутником.