Группа прошла рядом, и Морейра позвал меня. Он хотел знать причину моей симпатии к этой молодой особе, которая внушала ему лишь враждебность. Выказывая свою грубость, он спросил меня, достаточно ли я знаком с ней, если я не присутствовал при вакханалиях между отцом и сыном, и почему я так интересуюсь той, которую он квалифицировал как лгунью, прекрасную снаружи распутную внутри.
Насмехаясь над моим нежеланием вести разговор, он сослался на даму, которая попросила меня принять меры, желая удалить его из комнаты, заявляя, что у него не хватит подлости, чтобы тревожить умирающих. Он дерзко спросил, почему почтенные сущности и подруги, которых он называл «эти женщины», вынуждали его уйти, а Марину оставляли в комнате, жёстко и искренне добавив, что не считает себя хуже, чем она.
Он завалил меня упрёками, полными желчи.
Наконец, он бросил вызов моей точке зрения, прибегая к словам, вызывавшим доверие, которыми он наградил меня накануне, и я рискнул ответить ему, что Марина, несмотря ни на что, является дочерью Клаудио и сестрой Мариты, к которым мы проявляем нежные чувства. Любой несчастный случай, касающийся её, будет катастрофой для всей семьи. И не мне осуждать исправления, способные усилить её бдительность, с явным преимуществом для неё, но во имя дружбы с Ногейрами я никогда не согласился бы, чтобы она была избита.
Он улыбнулся и признал, что мои замечания не лишены смысла, обещая, что будет сдерживать свои силы, но не откажется от исправлений.
Он отослал своих четырёх помощников, попросив их ждать его распоряжений в боковом дворике, и сопроводил нас, грубо отзываясь о Марине.
Чуждая любым идеям духовной компании, Марина вошла в комнату, закрыла дверь и вытянулась на постели, закрыв глаза.
Она расслабилась.
Она хотела выспаться, отдохнуть… Но не могла.
Бесчувственный, желая разрушить во мне всякую симпатию к беззащитной бухгалтерше, Морейра сказал мне, что подвергнет её допросу о Марите, чтобы я мог услышать невнятное свидетельство, и сам мог оценить этот случай.
Я надеялся на получение ответов, которые возвысили бы готовящееся ментальное обследование. Увы, все мои надежды были сметены с самого начала.
Нежеланный защитник Мариты, сам себя возвысивший до звания судьи, выплюнул оскорбление, ранящее слух молодой женщины, перед тем, как потребовать её мнения о своей помещённой в больницу сестре. Пусть она объяснится, пусть изложит свою точку зрения по поводу этого волнующего самоубийства.
Всё ещё плохо себя чувствуя, Марина решила, что её осаждают собственные мысли, притягивающие внимание к её сестре, жертве несчастного случая, и думая, что ведёт монолог с собой, она дала свободный ход своим мыслям в мозгу, без каких-либо тормозов самокритики.
Ей было тяжело за сестру, расчётливо размышляла она, но была признательна судьбе за то, что освободила от неё. Бесспорно, ей бы не хватило смелости довести её до смерти. Поэтому, если она сама решила исчезнуть, уступая ей место, она чувствовала большое облегчение. Жильберто проинформировал её о телефонном звонке, третьего дня вечером. Он поверил ей свои мысли без каких-либо насмешек. Они пришли к заключению, что, вероятно, Марита сымитировала её голос, проведя свою разведку… Удостоверившись, что парень не хочет быть с ней, она предпочла умереть. Жильберто достаточно ясно выразился. По теме телефонного разговора, подробности которого он её передал, Марита хотела знать о его чувствах с целью вырвать у него косвенное признание. Разочарованная, она решила отказаться. Поэтому она не должна была теряться в отступлениях. Если молодой Торрес любил её той же любовью, с которой она отдалась ему, и если та другая решила исчезнуть, то не было причин беспокоиться. Жильберто сам, несколькими неделями ранее, задавал ей какие-то странные вопросы насчёт причуд её сестры. Он считал, что у неё невротическое расстройство из-за того, что касалось её неизвестного отца. Сын Немезио полагал, что её мозг мог затронуть сифилис, утверждая, что Марита не создана для брака.
После короткой паузы в мыслях, как если бы свет на мгновение погас, а потом снова включился, изменяя сценарий, девушка из Фламенго продолжила свои размышления-воспоминания…
Ночью она позвонила домой, и мать проинформировала её, что Марита ещё не умерла. Однако врач, который постоянно звонил, объяснил ей, «донне» Марсии, что Наука не располагает средствами спасти её, и она умрёт через несколько дней. Врач попросил её обратить особое внимание на Клаудио, который казался подавленным. Он посоветовал ей ничего не говорить мужу о его мнении, которое он сформулировал только ради неё, поскольку она казалась более спокойной перед лицом страданий. Как мать, она должна была остерегаться сильных эмоций, чтобы поддержать семью перед лицом смерти, которое может проявиться со дня на день.