— Посмотрите, сударь… Нашей дочери очень плохо…
В молчании вновь прибывшие смотрели на этот ещё дышащий труп…
«Донна» Марсия почувствовала себя охваченной ужасом с примесью жалости, но взяла себя в руки.
Со своей стороны, Торрес сжал кулаки в многозначительном жесте нервозности. Истощённая девушка отсылала его к образу Беатрисы. Он инстинктивно отступил назад, пытаясь приблизиться к отцу Марины, чтобы выразить ему свои дружеские чувства, но увидел, как Клаудио, поднеся платок к лицу, безрезультатно пытался сдержать слёзы, которые каплями скатывались по его обросшему подбородку.
И тогда госпожа Ногейра решила действовать.
Будучи в расстройстве, не только из-за ухудшения состояния своей питомицы, но и видя неожиданную чувствительность своего мужа, она достаточным образом взяла себя в руки, чтобы говорить с уверенностью.
Она дозировала истины, услышанные ею от врача, уважая страдания своего супруга, вновь резюмировала версию несчастного случая, которую сама же и придумала, чтобы отвечать на вопросы друзей, она стала извиняться за травму, которая теперь одолела Клаудио. Она также признавала себя страдающей, вежливо заметила она. Но видя своего мужа затопленным печалью, она сказала, что не видит иного выхода, как усилить своё собственное сопротивление, чтобы не потерять контроль над ситуацией.
Проливая обильные слёзы, её супруг понял, что она лжёт, чтобы оказать впечатление, и выстраивает красивые фразы с целью заставить поверить, что она не покидала больницы. Но он не стал противоречить её утверждениям.
Он ограничился тем, что плакал в молчании. Вместо возмущения, которому он предался бы раньше, когда видел, как она лжёт, он ощущал теперь лишь огорчение. Он видел себя странником, который разбросал свои лохмотья по всей дороге, и был вынужден теперь повторять это, но в обратном порядке…
Подтверждая свои ощущения, «донна» Марсия встала и, сдерживая отвращение перед неприятным запахом постели, поправила подушки под головой безжизненной дочери, дав услышать несколько слов нежности, и видя, что Немезио не чувствовал себя расположенным вдыхать вонючие испарения почечного процесса, сказала, что господин Немезио не может долее оставаться в больнице. Что касается её, то пусть Клаудио подождёт её. Она чуть позже вернётся.
В воздухе таяли слова прощания и протесты солидарности.
Присутствовавший брат Феликс, следивший за встречей во всех подробностях, сказал мне, что если я вернулся в больницу в рамках работы, то мне было бы полезно, всё по той же причине, вернуться в семейный очаг Немезио, чтобы оказать помощь Марине, у которой проблема одержимости лишь ухудшалась. И было бы, добавил он, интересно, чтобы я сопроводил обоих посетителей, чтобы изучить их реакции по окончании помощи.
Я уселся в машине в обратный путь.
Контролируя себя, Торрес выбрал самый длинный путь и поехал как можно медленнее.
Мучение Ногейры рождало в нём фальшивые впечатления. Сравнивая себя с ним, он считал себя человеком с жёстким темпераментом, который ещё несколько дней назад присутствовал при кончине своей собственной спутницы, не сломавшись, тогда как отец Марины утопал в слезах, стоя в ногах у приёмной дочери, чьё положение в эти самые мгновения напоминало спокойствие морга.
Время от времени он бросал мимолётные взгляды в направлении «донны» Марсии, считая, что лучше понимает её. Мать той, на ком он хотел жениться, по всем пунктам сравнимая по красоте и интеллигентности со своей дочерью, никогда не была бы счастлива с этим плаксивым мужчиной.
Ловкий коммерсант определил свои собственные характеристики. Мало-помалу он забыл о бедной жертве несчастного случая и о печальном банкире, который в его глазах был просто тряпкой, и принялся прославлять очарование этого дня, словно жаждал пробудить в «донне» Марсии убеждённость, что она находится в автомашине, под опекой понимающего и сильного спутника, способного гарантировать ей эйфорию. Он спросил, посещает ли она самые выдающиеся прогулки по Рио. Он сослался на обильные обеды Пенейрас, на пикники Педра до Конде, на места купаний в Копакабане, на ни с чем не сравнимое посещение Пико да Тихука в солнечные дни, где пара близнецов, казалось, прямо на глазах возводила скамьи из песка Марамбайя…