Чебурек
- Любишь меня?
- Да.
- Докажи.
- Не знаю, как.
- А сосиськи?
- Чего-о?
- Я ж тебе говорил…
- О чем?
- Что все москвичи говорят «сосиськи» вместо «сосиски».
- Да ладно!
- Хочешь, проверим?
- Хочу.
Он подошел к кафешке. Тетка в белом фартуке, отдуваясь от мороза, повернулась к нему.
- Дайте…
- Ну, чего вам?
- Как дела? – он улыбнулся ей.
- Неплохо, - она опешила от неожиданного вопроса. Собралась. – Чего вам?
- Дайте, - он смотрел прямо ей в глаза. – А что у вас самое вкусное?
Она зарделась, несмотря на мороз.
- У нас…
- Дайте хот-дог.
- Пятьдесят рублей, - ее красный рот от дешевой помады выговаривал слова. – Есть без сдачи?
- Есть, - он протянул деньги. – Скажи, тетя, как насчет секса?
- Да ты чо, козел?
- Ти-ише-е, - он сдвинул кепку на затылок. - У тебя бывают такие предложения?
- Слушай, иди-ка ты, - она неуверенно закрыла крышку.
- А хочешь? – вроде приличный с виду, он волновал ее, как женщину.
- Ладушки, - он надвинул кепку на глаза. – Я пошел, как козел.
Кусая дешевое тесто, он пошел в сторону метро. В середине попадались мелкие кусочки фарша. Зеленого, как это ни странно. А она?
Ушла в подсобку…
Дальнобойщики
- Батя, выезжаем когда? – Рыжий налил в граненый стакан уксуса. Потом наполовину разбавил его водкой. Открыл холодильник. Поковырявшись на заставленных продуктами полках, достал нарезанный лимон, прикорнувший на блюдце. Вернувшись к столу, с недоумением посмотрел на пустой стакан. – Бать, ты что? Ты выпил это?
Отец, сосредоточенно моющий посуду, обернулся к нему, скривившись.
- Водку стали, етить ее, паленую делать.
- Да, это ж я себе налил, чтобы спину натереть, - Рыжий не знал, смеяться или плакать. – Там же уксус.
- Нечего продукт переводить, - пробурчал Батя, намыливая тарелку. – Уксус, уксус. А я и не почувствовал.
- Ты как, нормально? – Рыжий из-за спины пытался заглянуть тому в лицо.
- Чего со мной станет, сынок, - Батя поставил последнюю тарелку в шкафчик и вытер руки кухонным полотенцем. – Стаж! Лучше налей-ка отцу еще грамм сто, запить эту гадость. Только чистой. И лучше сто пятьдесят.
- Бать, ты смотри, не накидайся. Когда в рейс-то? – Рыжий сполоснул стакан и наполнил его водкой на две трети.
Отец выпил, крякнув, наскоро закусил лимоном.
- Послезавтра выезжаем из Мурманска в Семипалатинск. Везем говяжьи полутуши.
- Это что у вас здесь за ресторан? – мать поставила на пол тяжелые пакеты с продуктами. – Ты хоть закусывай нормально, старый. Подожди, борщ разогрею. Вон, пока, колбаски возьми с огурчиком.
- Ты ж, мое золотце, - Батя обнял ее, похлопав пониже спины. Порылся в принесенных пакетах, выудив оттуда палку колбасы и банку маринованных огурцов. – Слышь, мать, а давай я сбегаю за пузырем, и отметим это дело.
- Какое дело-то? – подбоченилась она. – Что за праздник?
- А ты и не помнишь? – хитро улыбнулся Батя, отрезая ломоть колбасы и выуживая из банки огурчик. – Сегодня ровно сорок лет, со-орок, с того дня, как мы познакомились.
- Неужто, сорок лет прошло? - она присела на край табуретки, подперев подбородок ладонью. – А ты-то, как вспомнил?
- Так послезавтра ж Рождество польское.
- Не польское, а католическое, - поправила она.
- А, я привык по-старому, - жуя колбасу, он вышел в коридор. – Ну, я сбегаю?
- Да, уж беги, беги, - мать, вздохнув, принялась накрывать на стол. – Леша! Лё-ош!
- Что, мам, - крикнул в ответ Рыжий из гостиной.
- Через минут двадцать будем обедать.
- Мамуль, я к Ленке пойду, - он, не входя в кухню, прислонился к косяку.
- А покушать, сынок? – она посмотрела на него. – Да, и праздник у нас сегодня.
- Ага, мне Батя говорил, - Рыжий ловко подхватил со стола кусок колбасы с огурцом. – Я вас поздравляю. Мам, я побегу, а?
- Да, беги уж, - мать ловко резала овощи на салат. – Дело молодое.