- Уже, Владимир Петрович.
Селектор пискнул, отключившись. Люсин смотрел в окно на встающее над столицей Родины солнце и думал о том, что уже сегодня вечером огромная страна, как один человек, встанет на новые рельсы – рельсы всенародно выбранного пути. И в этом есть и его, пусть маленькая, как начальника отдела планирования, толика труда. Сняв очки, Люсин протер стекла бархоткой. Ей же промокнул повлажневшие о волнения глаза. Где-то в глубине его груди зарождалась смелая мысль о том, что для многострадального народа великой страны сегодняшние выборы будут, наконец, последними в истории.
Сосиски и Рохляков
- Ты сосиски купил? – голос жены звучал приглушенно, как из-под подушки. – Только не говори сейчас, что забыл.
- Ну, забыл, - Рохляков сунул голову с прижатым к уху телефоном в плечи. – Варенька, замотался.
- Замота-ался-я-я? – трубка сбилась на хрип. – Замотался ты, Лёлик, в девяносто третьем с этой кошелкой из Мухосранска.
- Из Нижневартовска, - попытался вклиниться Рохляков.
- Да, хоть из Аддис-Абебы! - взвизгнула жена. – Ты ж ей, суке, цветочки возил аж из самой Москвы на самолете. А жене своей родненькой и сынку своему единственному сосисок не можешь принести из соседнего гастронома.
- Ну, будет тебе, Варь, - Рохляков искоса осмотрелся, не слышит ли кто. – Это ж еще до тебя было. Как говорится, дела давно минувших лет.
- Значит так, Лелик, - зазвучал металлом голос жены. – Без сосисок можешь валить к своей хабалке в Днепропетровск.
- В Нижневартовск, - поправил запищавшую гудками трубку Рохляков.
- Здравия желаю, Леонид Петрович, - козырнул проходящий по коридору полковник.
- Никитин, - остановил его Рохляков. – Дело Позднякова у тебя на контроле?
- Так точно, товарищ генерал, - вытянулся в струнку тот. – У меня.
- Так какого хера тянешь, полковник? – Рохляков побагровел. – Хочешь в Магадан поехать начальником местного управления? Не хочешь? Тогда результаты мне на стол завтра в 15.00. Понял?
- Понял, товарищ генерал!
- А ты говоришь «сосиски», - Рохляков открыл дверь своего кабинета. – Петрищев!
- Я, Леонид Петрович! – выскочил из-за стола приемной майор.
- Купи три килограмма сосисок и пулей назад!
- Есть, товарищ генерал, - майор, подхватив фуражку, выскочил в коридор.
Рохляков прошел к себе. Налил из пузатой бутылки янтарной жидкости в хрустальную рюмку. Выпил залпом. Крякнул. Закусил ломтиком лимона. Прищурившись, набрал номер в мобильнике.
- Аня?
- Да, мой генерал!
- Во вторник прилечу к тебе, встречай.
- Ты же обещал на выходные.
- Не могу, дома война. Чего-то моя сегодня разошлась. Тебя вспоминала, кстати. Икаешь?
Секс и ветер
Его пугали звуки. Даже не звуки, а голоса. Голоса шли не извне, а изнутри.
- Ты жива еще, моя старушка.
Он любил ее на излете. На излете своей безбашенной жизни. Она была лучшей в его коллекции. Коллекции женщин. Лучшая, в плане всего. И секса, и поговорить…
То, как она, ранним утром, раскинув свою роскошную грудь, похрапывала, не контролируя себя. То, как она просыпалась от легкого прикосновения губами к соскам, отдавая ему тепло своего тела.
- Бум-бум, - будильник надоел своей трелью. – Давай, вставай.
- Бамба, - он притянул ее податливое тело к себе. – Будешь просыпаться?
- Балу, - она сладко потянулась всеми своими членами. – Какой же ты у меня медведь!
- Медведь? – он встал, взглянул в зеркало. – Да-а, медведь. Толстый.
- Большой, - она щурилась сквозь лучи утреннего солнца, залетевшего в окно. – А не толстый.
- Толстый, - он рассматривал себя в отражении. – Надо что-то делать.
- Не надо, - она прищурилась. – Я люблю твои руки.
- Руки? – удивился он. – Только руки?
Она встала с кровати. Оглянувшись, он увидел ее тело во всей красе – похотливое и такое родное.
В голове скрипело:
- Жив и я, привет тебе, привет.