Собака мчалась рядом с автомобилем и смеялась над ним, плачущим от гнева и стыда. Гнева и стыда из-за того, что он теперь знал, гнева и стыда, потому что теперь он знал, что никогда не умрет.
Я романист; я не пишу рассказов. Этот рассказ фактически единственный на сегодняшний день, если не считать совсем уж короткого, который Эллен Датлоу заказывала для журнала «ОМНИ». Организаторы «Армадиллокона» в Остине в 1988 году хотели, чтобы я там что-нибудь зачитал на своем выступлении в качестве почетного гостя, а я терпеть не могу читать отрывки из романов, так что надо было что-то придумать. Я тогда только что прочитал в «Уэлл-Стрит Джорнэл» статью об американских ребятишках, попадающих в неприятности в мексиканских пограничных городках и она слилась у меня с кое-какими воспоминаниями о том, как я подростком наведывался в Тихуану, со всякими туманными намеками парней постарше на вещи, которые намного хуже «ослиных шоу». Эллен тоже была на «Армадиллоконе» и после того, как зачитал рассказ, я отдал его ей. Секс с чужаками? — что ж, наверное, в этом вся суть.
А разве бывает какой-то другой секс?
Пэт Мерфи
ЛЮБОВЬ И СЕКС СРЕДИ БЕСПОЗВОНОЧНЫХ
Пэт Мерфи в 1987 году дважды получила премию «Небьюла» — за свой второй роман «Падающая женщина» и за небольшую повесть «Влюбленная Рашель». Ее последний роман «Город, немного спустя» вышел в издательстве «Даблдэй», а «Бэнтам» публикует сборник ее рассказов «Пункты отправления».
«Любовь и секс среди беспозвоночных» — по-видимому, почти идеальный рассказ для завершения антологии о сексе с чужаками. Это как раз следующая ступень эволюции…
Это не наука. Это не имеет ничего общего с наукой. Вчера, когда упали бомбы и настал конец света, я покончила с научным мышлением. На таком расстоянии от участка взрыва бомбы, сброшенной на Сан-Хосе, я получила, можно предположить, среднюю дозу радиации. Недостаточно, чтобы тотчас умереть, но и слишком много, чтобы выжить. Мне осталось всего несколько дней и я решила провести это время, конструируя будущее. Кто-нибудь ведь должен этим заняться.
Собственно говоря, обучали меня не этому. Студенткой я изучала биологию — точнее, структурную анатомию, строение костей и тела. В аспирантуре занималась инженерией. Последние пять лет я проектировала и создавала роботов, применявшихся в промышленности. Теперь необходимость в этих индустриальных конструкциях отпала. Однако жаль было бы дать пропасть всему оборудованию и материалам, оставшимся в брошенной моими коллегами лаборатории.
Я собираю и запускаю роботов. Но я не пытаюсь их понять. Я не желаю их разбирать и рассматривать их способ функционирования, тыкать, щупать и анализировать. Время науки миновало.
Псевдоскорпион, Lasiochernes pilosus — небольшое, напоминающее скорпиона насекомое, которое поселяется в кротовьих норах. Прежде чем спариваться, псевдоскорпионы устраивают танец — бесшумный подземный менуэт, незримый для всех, кроме кротов и вуайеристов — энтомологов. Когда самец находит готовую к церемонии самку, он стискивает ее клешни своими и подтягивает к себе. Если самка сопротивляется, самец не желает смириться с отказом и ходит по кругу, уцепившись за ее клешни и таща ее за собой. Затем делает новую попытку, подвигаясь вперед и дрожащими клешнями подтаскивая к себе самку. Если самка продолжает сопротивляться, самец отступает и продолжает танец: кружит, делает паузу, чтобы подергать сопротивляющуюся партнершу, после чего кружит снова.
Спустя час, а то и больше, такого танца самка неизбежно уступает, убедившись с помощью танцевальных фигур, что ее партнер действительно принадлежит к ее собственному виду. Самец откладывает пакетик спермы прямо на землю, уже очищенную от мусора их танцующими лапками. Клешни его вздрагивают, когда он подтягивает самку вперед, располагая ее над упакованной спермой. Наконец-то его партнерша проявляет добрую волю, прижимая генитальное отверстие к земле и вбирая сперму в свое тело.
В учебниках биологии отмечается, что клешни скорпиона-самца дрожат во время танца, однако не говорится, почему. Там не строится догадок относительно его эмоций, побуждений, желаний. Это было бы ненаучно.
Я предполагаю, что клешни самца дрожат от страсти. Среди каждодневных ароматов кротовьего дерьма и гнилой растительности он почуял вдруг свою самку, и ее благоухание наполняет его похотью. Однако он смущен и испуган: одиночное насекомое, непривычное к общению, он встревожен присутствием себе подобного. Его раздирают противоречивые чувства: всепоглощающее желание, страх и непривычность к социальным взаимодействиям.