Охана была напряжена. Наружу входили небольшие отряды, в основном за продовольствием и по поручениям Неларии. Ночью большинство девушек перестало спать. Друзья слышали постоянные шаги взад-вперед по комнатам. Все нервничали. Нервничала и сама Нелария. Она попросила обоих гоблинов продолжать следить с крыши за домами, подъездами и дорогами вокруг.
Зур’дах уже понял недостаток расположения особняка их нанимательницы: ее дом просто выперли на самый край, и напасть на него могли откуда угодно, особенно из-за стены, которая отделяла этот квартал от соседнего, торгового, для людей победнее.
Первая ночь прошла тревожно, но без проишествий. Никаких попыток прощупать оборону особняка Неларии не предпринималось. Хозяйка дополнительно выставила на каждом углу дома по стрелку, и устроила из окон небольшую бойницу, с которой можно было простреливать подходы к нему. Она явно не рассчитывала на стражу, которая едва ли не обвинила ее в нападении на саму себя.
На вторую ночь, к гоблинам на крышу взобралась одна из рабынь. Чистокровная гоблинша.
В ее руке была деревянная трубочка, которую она курила.
— Хотите, — спросила она.
— Не-а. — ответил Маэль.
Зур’дах покачал головой.
— Это же вы из Подземелья? Прям с самого?
— Прям с самого. — хмыкнул Зур’дах.
— А как тебя сюда пустили? — спросил Маэль.
— Так все сидят по своим комнатам и не вылазят. Старая ублюдочная гоблинша на первом этаже. А остальным всё равно. Все ж понимают, что пахнет жареным.
Друзья промолчали. Первой мыслью было, что девушку прислали к ним специально, потому что она гоблинша, а не человек или полукровка — чтоб они восприняли ее как свою. А гоблинша, кстати, была действительно очень милой.
— Так хотите?
— Не-а. — Покачали они головой.
— Расскажите про Подземелье. — сказала девушка
— Как тебя зовут? — спросил Зур’дах.
— Лаль.А вы двое? Зур’дах и Маэль?
— Да.
Зур’дах встал во весь рост, чтобы видеть всё вокруг, а Маэль начал отвечать на вопросы.
Разговоры-разговорами, а следить за обстановкой вокруг нужно внимательно. В общем-то, интерес девушки был как будто искренним. Она расспрашивала о жизни в Подземелье, о дроу, о рабстве… И вообще о том, как они там выживали.
Маэль даже ни разу не соврал. Показал отметки на руках, которые так и не заросли.
— Там теперь не выжить, — сказал Зур’дах, слушая их разговор, — Даже дроу приходится туго.
— А ты? — спросил Маэль, — Как ты тут оказалась?
Лаль нахмурилась, будто вспомнив что-то неприятное.
— Я тут родилась.
— Тут?
— Да, в Халш’Ахаре.
— Рабыней?
— Нет. — скривившись ответила Лаль, — Вы в городе ориентируетесь уже?
— Не так чтобы… — почесал затылок Зур’дах.
— Понятно. Вот там за стеной, — она указала на стену, которую было видно из особняка Неларии, — квартал торговцев, а чуть дальше — бедняков.
— Ну, эти мы видели. — встрял Маэль.
— А за стеной города трущобы. — закончила Лаль, — Вот я оттуда.
— Трущобы? — переспросил Зур’дах.
Они слышали, что там живут самые нищие. Те, у кого нет ничего. Вообще. Они были даже хуже бедняков.
— А еще там живут все нелюди.
— И гоблины?
— И гоблины. Наших там очень много.
Зур’дах с Маэлем переглянулись.
— И они там не рабы?
Девушка рассмеялась.
— Нет, но лучше быть рабом, чем жить в трущобах. Потому что рабы живут как люди, а трущобники живут как звери. — зло добавила она.
Лицо ее посерьезнело.
— Там нет законов, кроме закона силы. Кто сильный — тот всё и берет.
Интересное место, — мелькнула мысль у Зур’даха.
— Почему тогда Нелария покупает самок в Подземелье? — спросил Зур’дах.
— Потому что в Подземелье кровь чище, и самки красивее.
— Но ты… — заметил Маэль, — Красивая.
— Я — одно из немногих исключений: обычно к моему возрасту в трущобах самка представляет собой жалкое зрелище. От лица мало что остается. Ходит там такая болячка, после которой лицо — одна сплошная рытвина, про тело я вообще молчу. Еды мало, все, кому не лень, тебя трахают, а если вякнешь — еще и бьют в придачу. Про бесконечные роды и говорить не стоит.
— Значит, тебе тут больше нравится? — все-таки решил уточнить Зур’дах.
— Ты идиот? — дернула головой девушка, — Конечно мне здесь больше нравится. Раздвигай ноги, да делай вид, что получаешь удовольствие. Зато в красивом особняке, под защитой и в красивых одеждах.
Она провела рукой по шелковому халатику.
— И еды достаточно, а там дерись за каждый кусок черствого хлеба.