На лбу Сергея выступил пот:
– Т-ты или д-дебил, или спец-циально… Чтоб т-ты сдох! Еще раз… И с-сам т-тебя урою, – медленно, с трудом, но не сбавляя напора и агрессии, продолжал он.
– Прошла же минута, – шепнула Давиду Айгуль. Тот снова приложил указательный палец к губам.
Сергей, покрываясь потом, продолжал исступленно и медленно, с паузами заиканий, изрыгать из себя ругательства. Так прошла вторая минута, третья. Сергей затравленно посмотрел на Давида, потом на Виталика:
– Н-не м-могу б-больше. Да пошел ты вообще на хуй, педераст вонючий, – вдруг избавившись от заикания, легко выдохнул он последнюю фразу и замолчал.
Давид подождал несколько секунд, потом хлопнул в ладоши:
– Минута прошла. Витек, ответь теперь этому говнюку-заике и скажи ему все, что о нем думаешь. А то он даже нас уже достал.
– Да, достал ты. Всякую фигню говоришь. Вообще ты со странностями какими-то, то святоша, то злой, – неуверенно начал Виталик.
– Тебе че, больше нечего сказать, что ли? – Недовольно вмешался Давид, – тебя заика трехэтажным матом покрывает, еще чуть-чуть – и по морде бы тебе надавал, а ты ему ответить не можешь… Отпусти себя, пока можно! Порви его!
– Да, козел ты, сука! Мне еще указывать будешь, что делать, а что не делать! – Смелее продолжил Виталик, но по сравнению с рычанием Сергея его ругань нельзя было назвать иначе как лепетом.
Виталику Давид тоже дал добавочное время, но только одну минуту. Затем снова хлопнул в ладоши:
– Сережа, ответь Витьку. А то он вякал там что-то. Задави его окончательно, чтобы больше не возникал.
Сергей поднял голову, громко промычал что-то нечленораздельное, потом посмотрел на Виталика и чисто, без заикания и малейшей запинки, начал ругаться:
– Говно ты, пустое место. Строишь из себя что-то, базаришь без умолку, а внутри громе говна ни хуя нет. Только страх и комплексы. Обычное говно, которое смоют в унитаз и забудут…
Давид хлопнул в ладоши ровно через минуту:
– Витек, давай.
Виталик опять скорее делал вид, что ругается, нежели ругался на самом деле.
Давид выдерживал время. Прошла минута, вторая.
– Ты тоже говно. Надел маску верующего, а сам и матом ругаешься, и грешишь все время. О сексе на лекции у Давида все время говорил… – Виталик с трудом придумывал, что еще сказать Сергею.
Давид хлопнул в ладоши и снова передал очередь Сергею. Потом каждый из них еще по три раза выполнял «упражнение» в течение минуты. В ругательствах Сергея прошла целая палитра эмоций – от злости и ненависти до презрения и снисходительности. Со стороны Виталика же чувствовались только неуверенность и страх.
Наконец Давид в последний раз хлопнул в ладоши:
– Баста. Теперь у меня ко всем небольшая просьба: ничего не говорить в течение следующего часа. Просто помолчать. При крайней необходимости общаться можно жестами – но только при крайней необходимости. А лучше просто побыть наедине с собой. Все. Час пошел.
Молчать было несложно. Я отошел от костра и направился в степь. Усиливался ветер, не холодный, но и не такой теплый, как утром. Под его порывами забавно дрожали кустики тонкой жесткой травы – то мелко, как от холода, то раскачиваясь сильнее и словно резонируя с каждым дуновением.
«Интересно, что я должен понять за этот час молчания? – Думал я, – или этот час не для нас, а для Виталика с Сергеем? После нескольких минут непрерывной ругани тишина может в самом деле сильно подействовать на психику. Возможно, эти пресловутые практики – просто психологические упражнения и опыты».
Я поймал себя на мысли, что мне нужно освободиться от чего-то – почти материального – внутри. Хотелось какой-то ментальной рвоты. После того, как тебя вырвет, ты становишься чуть больше собой – на тот объем инородной субстанции, что ушла с блевотиной. Приходит опустошение, освобождение, легкость.
Впереди в траве послышался шорох, выскочил тушканчик – забавный зверек с длинным хвостом – и быстро, по непредсказуемой траектории (путая следы?), упрыгал прочь. Мне вдруг захотелось домой, в Москву. Я вспомнил, как только три дня назад виделся с Соней, странноватой девушкой, которую до сих пор не мог разгадать. Хотелось снова увидеться с ней. Светлые джинсы. Белая кожаная сумочка… Белая кожаная сумочка… Выхваченная из памяти контрастная картинка – словно яркий слайд диафильма. Белая кожаная сумочка в левой руке девушки. Белая кожаная сумочка в свете фар взлетает в воздух и улетает в темноту. В никуда. В небытие. Улетает, чтобы исчезнуть навсегда. Почему же она снова оказалась в руках Сони? На ее коленях, на светлой джинсовой материи? Я сел на землю и обхватил голову руками. Вызвать бы рвоту… Выблевать из себя все – спазмами, еще и еще… Зазвенел колокольчик. Откуда здесь колокольчик? Я оглянулся назад. Три фигуры у костра. Две одинокие фигуры в степи. Снова прерывистый – в промежутках между гудящими порывами ветра – звук колокольчика. «Чертовы шаманы…» Кто говорил о шаманах? Почему я сейчас это вспомнил? Вскочив на ноги, я побежал вперед.