– Спасибо, – поблагодарил я, оглядывая пострадавшие штаны.
– Ничего, на солнце быстро высохнет. – Она пошла вперед.
– Да? Не может быть… – Пробурчал я.
– Скажи спасибо – не под дождем идем.
– Спасибо. Может, наручники с нас снимете?
– Не знаю, – равнодушно пожала плечами, словно я спрашивал, какого цвета кепку мне надеть, – спроси у Давида.
У Давида спрашивать я не стал.
Вскоре мы миновали глиняные участки и вышли на обычные степные земли. Перед нами раскинулась поляна с низким чахлым кустарником, на котором цвели неожиданно яркие и нежные сиреневые цветы.
– Красота какая! – Расплылся в улыбке Давид. – На фиг нам вообще какие-то книги, когда вокруг такое чудесное место для практики. Может, плюнем на все и углубим практику? – Он вдруг повернулся ко мне и подмигнул.
– К-как? – Испуганно каркнул Сергей, – а Ев-вангелие…
– Глупый ты, Серега… – Усмехнулся Давид, – Хочешь, чтобы быстрее настало прошлое – вместо того, чтобы наслаждаться настоящим.
– Я п-понимаю, но… – Неуверенно начал Сергей.
– Расслабься, Серега. Я же пошутил, – Давид обхватил его рукой за шею.
– Н-ну… – Усмехнулся Сергей.
– Я же тебя почти как родного сына люблю, – продолжая обнимать его за шею, Давид посмотрел ему в глаза.
– Т-ты опять шутишь.
– Конечно, – легко согласился Давид, отпуская Сергея, – а, может, и нет. Главное, что никто и никогда не сможет это проверить. Даже я сам… Ладно, пошли дальше…
Быстро темнело. До реки мы так и не дошли, хотя горы высились уже совсем близко. Заночевали снова в степи.
– Я мог бы снять с вас наручники, – Давид подошел к нам с Виталиком, – но это может разрушить ваше осознание настоящей ситуации и привести кого-то из вас к греху.
Ставить палатку со связанными руками было не столько сложно, сколько забавно. Мы с Виталиком корячились то так, то эдак, пытаясь скоординировать наши движения, но получалось только какое-то клоунское шоу – так, что мы оба начали нервно посмеиваться. В конце концов нам помогла Оля.
– Убежим ночью? – Тихо спросил я Виталика после того, как Оля отошла.
– Нас сторожить, наверное, будут. Да и куда мы убежим? Пока шли – ни одной деревни. Двое суток по степи без жратвы…
– Военная часть была. Туда сможем за несколько часов дойти…
– И потеряться можем, пока в темноте будем идти… Сутки без жратвы еще ладно, а без воды? К тому же ночью волки в степи…
– Боишься, короче…
– Боюсь.
– Хорошо, – я досадливо пожал плечами, – пошли тогда пить чай…
Айгуль и Оля сторонились нас с Виталиком. Я надеялся каким-то образом остаться с Айгуль наедине и поговорить, но это не удавалось. Скорее всего, она сама избегала такой возможности – помогала Оле с костром и чаем, что смотрелось непривычно, разговаривала о чем-то с Малдыбаем, находила еще какие-то занятия.
После того, как Оля разлили чай, Давид заговорил:
– Наиболее условно понятие смерти, как ни странно, у африканских народов. В некоторых племенах человека могут считать умершим еще при жизни. Например, если житель деревни уходит куда-то далеко, и через три дня не возвращается, его сородичи признают его мертвым, устраивают пышные похороны и поминки, оплакивают, вспоминают, какой это был чудесный человек, и так далее – как это обычно бывает. Если он через неделю возвращается, то удивленные и обрадованные селяне снова закатывают пир – по случаю его счастливого воскрешения из мертвых. Ну а если он так и не возвращается – ничего не поделаешь: мертв, так мертв. Больше о нем не горюют и не вспоминают. В этой традиции наиболее любопытен срок – именно три дня. Вернулся через три дня – и все празднуют твое воскрешение. Напрашиваются ассоциации… – Улыбнулся он. – Также красива метафора смерти, как путешествия, выраженная таким реалистичным способом. Уйти куда-то – значит умереть. Умереть – значит уйти.
– Почему ты все время говоришь о смерти? – Спросил я.
– Фиг его знает… – Ответил Давид после паузы. – Наверное потому, что другие о ней не говорят… С другой стороны, в мире нет явления, которое меняло бы жизнь человека сильнее, чем смерть.
Наручники натерли руки. Спать в них было тоже неудобно – ни на спине, ни на животе. Наконец я нашел более-менее приемлемое положение – на боку, с вытянутыми вперед руками, обнимающими подложенную под голову куртку. Виталик ворочался рядом, но потом неожиданно быстро заснул. Найдя удобное положение, я успокоился, тело расслабилось и обмякло. Вдруг почувствовал приятное жжение в области правого виска, по коже головы пошли мурашки. «Просто отлежал или началось действие каких-то практик?» – Задался я вопросом, но тут же про себя добавил, – «наверное, я постепенно начинаю сходить с ума, прислушиваясь к каждому покалыванию и движению в своем теле».