– Подумал, что это может быть важно для тебя, – сказал он и, улыбнувшись, добавил, – или хотя бы любопытно… Уже даже переведено. Представляешь, как я подсуетился?
Я непонимающе смотрел на рукопись:
– Но фээсбэшник же его сжег…
Перед моими глазами промелькнули завернутый в тряпки сверток, который я видел, когда рылся в сумке Давида, и такого же размера манускрипт, сжигаемый в костре на берегу казахстанской реки.
– Ты подложил ему…
Давид пожал плечами.
– А где оригинал? – Снова спросил я.
– Продал коллекционерам.
– Хорошо наварился?
– Наш мир, по большому счету, принадлежит коллекционерам, – отхлебнув чай, ответил Давид, – и это, наверное, правильно. Коллекционеры – те, кто сохраняют. Но главное – не афишируют то, что имеют. Так что теперь для этой рукописи, наверное, нет более надежного места.
– Ты прочитал? – У меня в горле засвербило.
– Конечно.
– И что там? – С волнением спросил я.
– Та же самая фигня… – Давид залез пальцем в свою чашку с чаем и вытащил оттуда крупную чаинку, – Сергей ничего не потерял.
– А ты… – Меня осенила догадка. – Зачем ты планировал подмену? Хотел кинуть Сергея и нас всех?
– Нет. Сергей ни при чем. Просто я люблю запасные выходы.
Мы замолчали. Я наконец взял в руки поставленную передо мной чашку:
– В чае цианистый калий? – Спросил с мрачной усмешкой.
– Зачем? – Обезоруживающе улыбнулся Давид.
– Для твоей практики нахождения рядом со смертью…
Его улыбка потускнела:
– Ты до сих пор многое не понял. Хотя тебе, наверное, пока и не нужно все понимать.
– Ты убил Виталика…
– Вообще-то не я, но понимаю, что ты хочешь сказать. Знаешь, почему погиб Виталик, а не ты? Потому что он был гораздо дальше от осознания смерти, чем ты. И еще могу сказать – если тебя это успокоит – что Виталик уже перевоплотился в теле дочери американского миллионера и известной английской актрисы. Он отлично себя чувствует, у его физического тела превосходные гены. Так что думаю, у него все будет прекрасно.
– А его мать?
– Ей нужно проделать определенную работу по осознанию произошедшего. Вероятно, такова ее карма, и ей предстояло пройти через это в любом случае – рано или поздно.
– Блядь, как все гладко у тебя получается, – не выдержал я.
– Жизнь вселенной – сама по себе гладкая штука, и с этим ничего не поделаешь, при всем нашем желании. Только неразвитые люди видят ее дисгармоничной и полной страданий.
– Если я сдам тебя ментам, она тоже будет гладкой и гармоничной? Даже тогда, когда тебя запрут в тюрьме и будут бить там каждый день?
– Ты сам знаешь ответ на этот вопрос, – кисло улыбнулся Давид, – как и то, что ты не сдашь меня ментам.
– Не сдам. – Согласился я. – Хотя сам не знаю, почему.
– Потому, что кое-что ты все-таки уже осознал, даже против своей воли.
Я ничего не ответил.
– Все, кто был на нашей степной практике попали на нее не случайно. – Продолжил Давид. – У каждого в жизни произошло нечто, связанное со смертью, и каждому требовалось это проработать. Пережить и отпустить от себя в прошлое, чтобы развиваться дальше.
– Ни фига себе проработка. Айгуль и Оля до тюряги доработались.
– Для них тюрьма станет освобождением. Рассказать притчу?
Я пожал плечами.
– Жил-был старик крестьянин. Однажды он запряг коня и отправился обрабатывать поле. Но вдруг лошадь вырвалась от него и убежала в лес. Соседи начали сочувствовать старику – мол, единственная лошадь и убежала. Как теперь без нее крестьянину. Но старик только отвечал: «Счастье? Несчастье? Кто знает? Не судите слишком быстро». Соседи подумали, что старик еще и головой стукнулся, раз не может удачу от неудачи отличить, но ничего не сказали. А через неделю его лошадь вернулась, приведя с собой табун диких лошадей. На этот раз соседи поздравили старика с удачей, начали завидовать. Но он снова говорит: «Счастье? Несчастье? Кто знает? Не судите слишком быстро». Прошло еще время, и сын крестьянина, объезжая одну из диких лошадей, упал и сломал ногу. Все решили, что это большое несчастье. Однако старик опять повторяет: «Счастье? Несчастье? Кто знает?» Соседи решили, что старик точно рехнулся, раз считает, что сломанная нога сына может быть счастьем. Но несколько дней спустя правитель объявил мобилизацию. В деревню пришли войска и забрали на войну всех молодых людей, годных к службе. Один только сын старика лежал дома со сломанной ногой, и его не взяли на войну, с которой мало кто вернулся живым. Только тогда соседи поняли, что старик не безумец, а мудрец. Не суди слишком быстро. То, что сейчас воспринимается как зло, может таить в себе добро. То, что кажется добром, может оказаться злом. Поэтому избавься от суждений. А если не можешь – хотя бы не позволяй им управлять твоими мыслями и поступками.