Я отодвинул пустую чашку и устало лег головой на стол:
– Ты хочешь, чтобы я стал твоим учеником?
– То время, когда ты мог стать моим учеником, прошло – и для тебя, и для меня. Сейчас тебе нужен только твой внутренний учитель, которого ты уже почти научился слышать. Гуру может тебе понадобиться в будущем, но не сейчас. Сейчас тебе важно одно – погрузить свое сознание и энергию внутрь себя и слушать, что происходит. Тогда ты раскроешься – сам, непроизвольно, как бутон. Не смотри телевизор, не слушай других людей, старайся меньше общаться с кем бы то ни было. Будь только с самим собой. Тогда тебе откроется гораздо больше, чем когда ты со всеми.
– Ты все-таки учишь, – усмехнувшись, я поднял голову со стола.
– Нет. Оставляю личное для тебя завещание. – Ответно усмехнулся Давид. – Погрузись внутрь себя. Будь всегда в осознании, что и зачем ты делаешь каждую секунду своей жизни. Если в каждой секунде твоей жизни нет твоего сознания – эта жизнь не твоя.
– Почему ты отверженный? – Перебил я его.
– Потому что отверг. После долгих занятий медитацией мне была дана нирвана – единение с божественным. Но я отказался от нее и вернулся сюда.
– Почему?
– Все стремятся к бесконечному блаженству, божественному свету, познанию Бога. А я не захотел быть таким как все. Не захотел идти вместе с толпой. Познал Бога, увидел Его, и показал Ему кукиш. – Рассмеялся он. – Пусть все в Нем находят свое начало и конец, а я – не хочу. Хочу бутербродик с черной икрой, например… Мы ведь с тобой, Иван, очень похожи – нам обоим всегда чего-то не хватает.
– Значит, ты творения Бога предпочел Богу? – Задумчиво проговорил я.
– Примерно. – Продолжал улыбаться Давид. – А, собственно, почему бы и нет? Кроссовки «Адидас» я тоже предпочитаю тем китайцам, которые их наштамповали. В музыке Бетховена мне важна музыка, а не Людвиг Ван… – Он большим глотком допил чай и отставил чашку, – а вообще… Открою тебе тайну. Мир принадлежит таким отверженным, как я. Они заглянули за грань, обрели сверхспособности, но продолжают находить удовольствие в иллюзиях нашей жизни. При этом, обладая энергией и способностями гораздо большими, чем у обычного человека, они легко добиваются власти. Научившись оперировать иллюзиями, управляют с их помощью остальными людьми, контролируя деньги и свое положение. Их тайные знания и практики, конечно, не афишируется, но иногда становятся известным. Самый наглядный пример – Сталин и Гитлер, которые были учениками Гурджиева.
– Все это глупости. Я думаю, ты не видел Бога.
– Возможно. – С легкостью согласился он. – Иллюзии непредсказуемы. Еще чайку?
– Ты не собираешься совершить осознанный выход из тела? – Вдруг спросил я.
– Почему это тебя интересует?
– Одна из твоих учениц спрашивала. Ходят слухи, что ты его уже совершил.
– Пусть ходят… Не буду им мешать.
Вытащив из-за пояса «Беретту», я направил ее Давиду в грудь и выстрелил. Его тело отклонилось назад, но удержалось на стуле. Потом он по-ученически сложил на столе руки одна на другую и положил на них голову. Это были последние его движения.
Чувствовал ли я что-нибудь тот момент, когда делал выстрел? Страх, ненависть, злость, зависть, гордыню? Или это было безгрешное убийство? Не знаю. В ту секунду я еще не находился в осознании, что и зачем я делаю. Ежесекундное осознание своей жизни пришло сразу после этого. Я вышел из-за стола, взял чашки и пошел на кухню. Помыл их в раковине и поставил на место в буфет. Вернулся в комнату и, стараясь не наступить в разливающуюся по полу лужу крови, забрал со стола рукопись Евангелия. Протер смоченной в мыльной воде тряпкой все места, где могли остаться отпечатки моих пальцев, и вышел из квартиры.
«Беретту» я выбросил в реку. Потом прыгнул за ней сам. Ледяная вода обожгла в одну секунду все тело с ног до головы – как будто в меня попала молния, наполнив электрическим зарядом. Выгребать руками и ногами к поверхности воды было тяжело – вязко, медленно, зябко. Можно было двигаться медленнее и оставить борьбу. Можно было вобрать в себя воды. Или задержать дыхание – на часок-другой, как Давид. Но привычка жить распоряжалась за меня совсем по-другому… С трудом, неловко, я стянул с себя липкую куртку и ботинки, после чего выплыл на поверхность воды. До берега оставалось метров двадцать. Там стояла и что-то орала толстая бабка. Плыть к ней не хотелось, но привычка продолжала двигать моими руками и ногами, и в те секунды я ей не сопротивлялся. Бабка показала на меня рукой и заорала еще громче. Смерть – это разотождествление своего «Я» с его проявлением в виде физического тела. Можно сказать, что в тот момент именно этим я и занимался – разотождествлялся. Пока кто-то помогал мне выбраться из воды, чем-то растирал, усаживал в машину…