Почему-то это взбесило меня, хотя я никогда его не любил. Но я хотел не любить его и дальше. Я привык раздражаться на его неповоротливую тушу и тупые шутки, в конце концов. Я заорал и бросился на ближайшую к нему маску. Тот пытался защищаться, но проскользнул ногами в орочьей крови.
Хватило нескольких шаровых молний, чтобы он окончательно скис. Я провел несколько диагональных ударов, укол и затем не возврате меча зарядил навершием в челюсть тому, кто подбирался ко мне сзади. Орденский передо мной отбросил меч, рухнул на колени с кристаллом в руках и посмотрел пустым взглядом из-под маски снизу вверх. Я отступил, кивнув ему. Телепортируй, чего уж.
Мой щит оказался сломан, и я раздраженно отбросил его.
— Гриб, ты что там колдуешь своими дрожащими клешнями? Где мой хил?
— Сори я думал ты на лик уйти хочешь
Полоска ХП вспыхнула, заполняясь.
И тут же прямо мне в лоб почти прилетел сияющий визионерский метеор, но я небрежно отразил его назад лезвием меча. На сетчатке глаз осталось пятно невыносимо яркой вспышки.
Лорелея тем временем снова превратилась в глада и кинулась на орденских — мстить за напарника. Их было больше, но она давила их своей истеричной яростью. Когда какой-то дестр своей атакой разбил амулет на ее шее, скульптура нимфы из фонтана схватила мраморный цветок и метко швырнула дестру в лицо, отчего тот отлетел и врезался копчиком в стену.
Ага, значит Лорелею Лабиринт защищает... Наверное потому, что она искренне любит его. А может потому, что его стрежень из ее сектора.
Проносясь мимо меня, она крикнула:
— Как же здесь круто, ты не находишь?
Узнаю мою девочку.
Я отбежал и окинул взглядом колыхающееся море игроков. У орденской маскировки есть один минус. Минус для них, и плюс для нас. С этими черными балахонами сразу видно расклад сил, даже приглядываться не надо.
— Все ДД ближнего боя — в центр зала! — приказал я. — Продавливаем их! Кто из саппортов еще здесь, следим за их ХП.
Моя рыжая валькирия побежала вместе с остальными. На ее пути оказался орденский с Ледяной секирой. Лорелея попыталась атаковать его, но он увернулся и сместился, поспешно отступая. Она была такая психованная, что он боялся ее.
Зато меня почему-то нет. А зря.
Я бросился на него. Он тоже был без щита, и я решил, что он станет легкой добычей.
Секира отбивалась так неохотно, что я решил бы, что это опять Ренегат не хочет меня убивать. Но у Ренегата не могло быть такой змеиной пластики. Это был явно не он.
Мне пришлось стать максимально сконцентрированным и аккуратным: раны, нанесенные Ледяной секирой, можно вылечить только дорогими редкими зельями. Я даже не особо помнил, есть ли сейчас у меня такие в запасе.
Пока что меня выручали мои любимые ложные удары, но ХП становилось все меньше и меньше, а вместе с ними и сил. Сердце бешено колотилось, словно стремясь пробить грудную клетку и оказаться в месте побезопасней. Пот заливался в глаза, голова горела, как в огне. Жизней оставалось совсем мало. Лик я кастануть не успевал, да и вообще ничего не успевал, кроме упорного натиска.
Мое существование висело на тонком волоске удачи. Удачи и моего мастерства. Осознание этого приводило меня в ужас — но одновременно будило азарт. Азарт балансирования на лезвии бритвы.
Секира слегка зацепила меня. Руку охватило странное ощущение: как будто кровь превращалась в лед. Меня морозило изнутри, и это было ужасно противно. Нечто постороннее, чужое скользило по венам, замедляя мои движения.
Мир вокруг замерцал, пронизанный черными точками усталости.
«Лея, — напомнил я себе. — Лея и стержень. Ты должен держаться.»
Я видел секиру совсем рядом — блестящая искорками льда, с красивой резной деревянной рукояткой. Я перерубил ее быстрым движением и подхватил обломок с сияющим лезвием свободной рукой.
Мой противник тут же выхватил вместо нее меч. Я атаковал его прямым рубящим ударом. Он не уклонился, а наоборот сделал стремительный широкий шаг навстречу, проходя под клинком, схватил меня за предплечье и прижал его к своему корпусу, одновременно выворачивая мне руку так, что держать меч стало почти невозможно.
Интересный способ блокировать удар, конечно...
Понимая, что сейчас получу мечом в бок, я весь превратился в одно-единственное стремление: успеть забрать его с собой. И вогнал обломок секиры ему в грудь, невольно отрезая кусок кожи со своей собственной руки, которую он крепко держал.
На секунду он вцепился еще сильнее, а потом вдруг разжал руки и упал. Удара в бок я так и не дождался.