Вы убили хозяйку Зеленого сектора. Теперь вы никогда не сможете вернуться в мир секторов.
Глава 31. Экстремальный уровень
Маскировка исчезла, и я увидел... Да, это была она.
«Так вот почему она убегала от Лорелеи. А я думал — боится...»
Я потрясенно разглядывал ее оружие. Это не был меч тьмы, который я бы сразу узнал. Видимо он заряжался сном в орденском замке.
Вокруг гремели радостные крики: мы победили, а орденские телепортировали к себе. Но я воспринимал это как сквозь сон, не в силах поверить в случившееся.
Она присоединилась к Ордену... Решила, что если стержень не добыть хитростью, то надо попытаться силой.
Я ощутил чей-то настойчивый взгляд и поднял голову. Шивандер смотрел на меня и улыбался.
Бывают такие моменты, когда разом осознаешь слишком много всего. Множество деталей, которые раньше не замечал, вдруг с издевательской ясностью складываются в четкую картинку. Каким я был дураком все это время...
Я думал, что заберу у него все, а в итоге это он отнял все у меня.
Я не спеша направился к нему через игроков. Рука была все еще холодной от Секиры. Кровавое пятно, натекшее из длинного пореза, смерзлось и побурело. Эффект постепенно распространялся ниже по руке, захватывая кисть и пальцы. Даже на верхней части Грома постепенно нарастали тонким слоем ледяные кристаллы. Но мне было некогда выискивать антидот.
Я шел к нему, а он отступал. Улыбка его поблекла, самодовольное выражение исчезло с лица. Постепенно все больше игроков оборачивалось, наблюдая наши перемещения.
— А ты ведь понятия не имеешь, как объединить Нулевой уровень с секторами. Это просто невозможно, верно?
Он продолжал отступать. Я шел вперед по осколкам флаконов от зелий, разбитым кристаллам и разбросанному оружию, ладонью чувствуя надежную тяжесть Грома. В ней было что-то успокаивающее — даже сейчас.
— Тут такое дело... В общем и целом, да. Пока что невозможно.
Но он заставил меня в это поверить, чтобы долбаный стержень стал мне дороже собственной жизни, чтобы я защищал его, не раздумывая... Он откуда-то знал, что она в Ордене. И что мы ней охотились за сердцем Лабиринта.
Я отбросил ногой забытый орденский трезубец, валявшийся у меня на пути. Все резко замолчали, и металлический звук разнесся по залу в звенящей тишине.
— И еще кое-что. Защиту отрубают не баги, а ты сам. Вот почему ты сделал это сразу после появления Тэсси — надеялся, что ее убьют, а я впечатлюсь этим и свалю обратно?
Ему не нужно было соглашаться или отрицать — я видел ответ в его мерзком лице.
Гриб подлечил нас всех, и теперь, если не считать одеревеневшей от холода руки, я был вполне уверен в себе. Даже разница уровней меня не особо смущала. Скорее раззадоривала, как и всегда. А еще я знал, что Лабиринт мне не помешает. Он не помогал нам во время осад, потому что вместе с защитой отключалось все остальное. Все, кроме его сознания и интерфейсных сообщний.
Не знаю, чего я ждал — может, что все разойдутся, образуют круг и станут наблюдать за нашим поединком... Я одолею его один на один, и наше противостояние наконец завершится.
Но произошло нечто противоположное. Все кроме Лорелеи сомкнулись вокруг него плотным полукольцом, не давая мне подойти.
А она стояла рядом с мертвой хозяйкой Зеленого сектора и смотрела на Шивандера, загородившегося игроками. В следующую секунду над их головами короткой и острой молнией просвистел тяжелый боевой кинжал.
Этот был хороший бросок. Лорелея метнула кинжал резким движением, отточенным за годы в игре до идеала. Однако Шивандер уклонился с небрежностью сильнейшего. В отличие от нее он был спокоен, а за плечами у него не было полных напряжения и адреналина бесконечных минут боя.
— Как ты мог так подставить его? — крикнула она. — Зачем?!
— Чтобы он не подставил меня. Он хотел забрать стержень наверх. Убить Лабиринт. Я мог бы выкинуть его из клана, но он нашел бы способ. С орденом бы напал или еще как... Он упорный, твой Брут.
Лея даже не обернулась ко мне, чтобы спросить, правда ли это.
— Пиздеж! — без тени сомнения сказала она. — Ты просто оправдываешь свою жестокость. Он тебе никогда не нравился.
Она так верила в меня... Я понял: если бы сейчас ей показали запись нашего разговора с ее «матерью», она бы и тогда не поверила.
— Ты привыкла видеть в своих только хорошее. И поверь, я ценю это. Но бывают такие «свои», которые хуже чужих.
Остальные игроки стояли с напряженными лицами. Я сделал шаг, и они снова сомкнулись вокруг него единой отвергающей меня стеной. В отличие от Лорелеи, они ему верили.
Я был готов орать от несправедливости. Свои, которые хуже чужих — да это же про него! Это из-за его ошибок они умирали! Эта идиотская доктрина нулевого — кто выжил, тот и прав — никогда не казалась мне такой абсурдной, как сейчас.