Выпрямившись, она с сияющей улыбкой протянула мне бутылку с мутно-золотистой жидкостью.
— Мне две надо, — уточнил я.
Она послушно нырнула рукой под дерево и вытащила еще одну бутылку. Третью, что ли, попросить? Чисто для себя... Но воспоминания о похмелье еще меня не покинуло. К тому же игра порой не имела чувства юмора, и уступчивая пленница могла в ответ на такую наглость разбить бутылки о дерево и убежать. Плавали, знаем.
Я вернулся к заставе без приключений, подобрал Лорелею и через портал переместился с ней к болоту. Ром добывал я, так что Лорелея уступила мне право пойти первым.
— А что за богиня-то?
— Да хз. Вудуистская какая-то.
Скелеты убрали алебарды, и я шагнул внутрь. Старые доски, покрытые цветастым ковриком, заскрипели под моими ногами.
Внутри было значительно темнее, чем казалось снаружи. А из окон, наоборот, смотрела темнота, хотя игровой день и не думал заканчиваться. Тихо и ненавязчиво звучал потусторонний эмбиент, неуловимый, как туман.
За столом в центре комнаты сидела хозяйка дома.
Она была из тех странных неписей, которые пугают больше реальных игроков. Тело и лицо юной девушки и взгляд киллера, матерого жестокого убийцы.
Вечернее платье с декольте, в прическу вплетены мелкие змейки. Она, конечно, была красивой. Это игра, все здесь прекрасны. Но не гармоничной, ласкающей взор красотой, а хищной, холодной, высокомерной.
Девушка улыбнулась мне, и я заметил острые зубы, от вида которых становилось сильно не по себе. Художники явно игрались с нашими древними страхами, с чем-то навсегда впечатанным в гены. Самое неприятное, когда вид человека абсолютно нормален, за исключением нескольких мелких деталей. Вроде и ерунда, а жуть получается невыносимая.
Змеи в ее волосах медленно шевелились, а она курила сигару и смотрела мне прямо в душу.
— Ну, здравствуй, странник. Я — Маман Бриджит, хозяйка кладбищ. Я люблю смелых и острых на язык. Чем порадуешь?
— А я вот, видите ли, сектант... Не хотите поговорить про смысл жизни, про то, как все пути ведут в Лабиринт и, конечно, о пророке его — Шивандере?
Она засмеялась, и вновь ее страшные зубы блеснули отсветом пламени свечей.
— Давай-ка на «ты». Отличное начало, юноша... Люблю шутки. С ними жизнь ярче. Нет ничего хуже пресной пищи и постных лиц.
— Так я и думал, а потому принес ром, настоянных на тридцати трех перцах. Слышал, ты любишь такой.
Пока она пробовала ром, я неприметно оглядел ее колоритное жилище. Стол был завален разнообразными травами и костями неведомых зверей. На стропилах висели связки змеиных выползков, сушеные скорпионы, мыслееды и жабы. За ее спиной — шкаф с зельями. Наверное, все это яды, если она хозяйка кладбищ?
Я ощутил, как приобретенное в Лабиринте хордерство душит меня неутолимой жаждой. Хотелось нагрести всего и побольше. И почему на нулевом нет магазинов?
— Ты не боишься меня, смертный?
Есть немного. Но вряд ли она ждет такой ответ.
— А чего мне бояться? Я уже спускался в ад, прошел его и вернулся.
Она посмотрела на меня как-то грустно, будто поняла мои слова лучше меня. А что, может, и так. Она — часть игры, а игра пронизывает мою нервную систему, мое сознание, выворачивает его наизнанку. Игра знает обо мне все.
— Дьявола видел? — спросила она, отпивая еще рома.
— Видел. Он скучный.
Внезапно она вскочила и рывком сбросила со стола весь хлам. Села на столешницу и подтянула к себе колени. Легкая ткань ее длинной юбки приподнялась, и я увидел стройные загорелые ноги.
Ее губы были мягкими и терпкими, как ром. Я ощутил приятное расслабление, как при легком опьянении. Опьяняющий поцелуй? Прикольно. Она целовала меня все более страстно, даже слегка укусила острыми зубами.
Я положил руки на ее грудь и слегка сжал ее. Богиня прервала поцелуй и отстранилась.
Ну что такое? Поспешил?
— Не наглей. Мне редко нравятся игроки настолько, чтобы дарить им поцелуи, но я еще не настолько напилась, чтобы спать со смертным.
— Это всегда можно исправить, — я улыбнулся и кивнул в сторону бутылки, которая чудом удержалась на краю стола.
— Выметайся, — холодно сказала она, спрыгивая со стола. — А, нет, подожди. Твоя награда.
Она протянула мне тяжелый деревянный ларец. От него исходил сильный запах сырой земли.
— Откроешь потом. А сейчас уходи. Ты слишком громко думаешь. Меня это бесит.
После полутьмы ее дома дневной свет почти ослеплял. Скелеты заскрипели, пропуская меня.
— Твоя очередь, — сказал я Лорелее, придерживая побеги плюща-душителя.
— У тебя глаза странные. Вы пили, что ли?