— Ну как? — спросил я, когда Лорелея снова утроилась напротив.
— Любопытно. Боль такая необычная... Противная какая-то. И вроде я только пальцами коснулась, а больно до самых ключиц, где-то в глубине руки.
— Ну вот, примерно так. Теперь будешь знать.
— Да... Но повторять что-то не хочется, — улыбнулась она. — Возвращаясь к обстановке, как выглядит твоя комната в секторах? Как люксовый номер в Дубае? А ты валяешься в кровати, смотришь сериалы на потолке и трескаешь бутерброды с колбасой, заедая их вареньем? А вместо салфеток вытираешь лицо одеялом, да?
— Нет! Не вытираю, — проворчал я. — Но в остальном верно.
Лорелея так точно все угадала, включая колбасу с вареньем — привычку, которую я притащил из реала, — что я даже смутился. Какой-то я предсказуемый...
— А много тебе админы за рекламу сервера платили? За стримы и все такое?
— В Глобал Грей?
— Ага.
— Да. Много. Точнее не могу сказать, извини.
— А почему ты решил придти на нулевой?
В костре щелкнул уголек. Я подкинул в огонь разлапистую ветку.
— Надоело все.
— И клан не жалко было бросать?
— Да вроде нет.
— Я думала, ты сбежишь через неделю.
— Если честно, хотелось иногда.
Я вспомнил, как неприятно было приходить в себя после гибели ребят в первом же рейде.
— А потом ничего, привык.
Мы помолчали.
Я смотрел на танцующее пламя. Ветер качал ветви деревьев, бросал дым мне в лицо.
— Почему ты не пошла в рейд в горы? Тебя звали вроде.
— Терпеть не могу зимние локации. Как будто нам этого в жизни мало.
— Так это в городе зима противная. На природе все по-другому.
— На природе еще хуже. Когда мне было двенадцать лет, мы гостили у родни за городом. Я тогда пошла прогуляться в лес. Стемнело быстро, и хотя там не заблудишься, если с дороги не сходить, мне стало так жутко. Никогда не забуду это ощущение. Как будто зима — это не просто сезон... и не уснувшие деревья под кучей замерзшей воды, а какая-то могучая сущность, полная холода. Стихия, которая может поглотить меня.
— Буйная у тебя фантазия.
— Ты никогда не чувствовал такого?
— Хм... Разве что отдаленно. Мы в детстве как-то с пацанами на стройку залезли. Бегали там, в спецназовцев играли. Я забрался на самый верхний этаж, и оттуда было видно далеко. А дом был около лесного массива. Все эти деревья сверху, как бескрайний пушистый ковер... Я на секунду осознал, какие люди маленькие. Почему-то стал думать, как быстро бы природа сожрала города, если бы мы исчезли.
— На стройку? — переспросила она с недоверием, как будто это было единственное, что она услышала из моего рассказа.
— Ну да, а что? Мы все время что-то такое исследовали. Подвалы, стройки, заброшки. Прикольно было.
Ветер усилился. Колыхались языки костра, взметнулись рыжие волосы Лорелеи. Опавшие листья с сухим шорохом полетели мимо нас.
— Какие твои любимые локации наверху? — спросила она. — Если чисто эстетически.
Скучает, что ли? Это было бы хорошо для моих целей.
— Подводные. А твои?
— Тоже.
— В Медном секторе были оппозы, у которых как-то в море выпал из Грейдена Трезубец Власти.
— Это который раз в год падает?
— Ага. Они так носились с ним, хотели на осаду к нам притащить, ворота таранить... И короче как-то точили его, и у них так хорошо пошло, что не смогли остановиться. Заточили на 17, и он сломался. Их КЛ потом выгнал этих точильщиков со свистом.
Лорелея рассмеялась.
— А свитками почему не пользовались? Которые просто обнуляют без поломки?
— Его нельзя точить со свитками, ты не знала? Коварство игры.
— Ясно... Я не слышала эту историю. Наверное, уже после моего ухода было... А ты за что выгонял из клана?
— В основном за долгое отсутствие без предупреждения. Опасную заточку я просто запрещал.
Он вдруг коснулась моего плеча, призывая молчать, и замерла. Я прислушался к лесным шорохам. Что-то приближалось.
Зашелестели ветви, и к костру вышел единорог — ослепительно белый, с тонкой благородной мордой и длинным хвостом.
Лорелея смотрела на него с нежной улыбкой.
— Тебе он нравится? Хочешь, я это сделаю?
— Давай. А я тогда сердце достану.
Я рубанул мечом, и единорог тяжело упал на землю. Теперь остальные не придут — почуют запах крови издали. К счастью, одного хватит на много зелий.
Серповидным ножом Лорелея вырезала его сердце. Я увидел, как она тихонько погладила его по шее перед тем как убрать сердце в инвентарь.
— Он же респнется через два часа, — сказал я. — И ему не было больно.
— Я знаю, — тихо ответила она.
Я хотел сказать что-то утешительное, но она обернулась и так на меня посмотрела, что я понял: если я что-то вякну, она вырежет сердце уже мне. Миг откровений у костра закончился, и на лице ее снова обозначилось то гордое и отчужденное выражение, которое всегда появлялось в моем присутствии.