Помимо истории с новым именем сына, запомнился еще и слюнявый мяч. Вилер научился ему к концу сезона от Бакли Хеннигана, который всегда мечтал это сделать сам, и сделал бы, если бы не происшествие с детонатором.
— Держи мяч вот так, — сказал Бакли, растопырив вилочкой два оставшихся пальца левой руки. — Послюнявь как надо вот тута, между штампом и швом. Тута.
И смачно сплюнул на мяч.
— Пользуй это пятно, если тебя, конечно, рефи не поймает, а он не поймает, потому что ты малец. Когда мяч склизок, он выпрыгивает из двух пальцев как арбузная семечка, без крученья. — Бакли сжал пальцы, и мяч выпрыгнул. — С твоей скоростью и без крученья мяч запрыгает по всему чертову месту. Никто по нему не попадет.
— Не будем выражаться, — не преминул вставить Вилер.
В первой же игре, попробовав это сделать, Вилер совершенно потерял контроль над мячом. Бакли, в чьи обязанности входило ловить безумные слюнявые мячи, был в экстазе.
— Видал, как эта штука запрыгала? — крикнул он Вилеру, уже спускавшемуся с «горки» после дикой подачи.
Увидев, как мяч летит по неверной траектории, тренер Хефли решил, что с Вилером что-то неладно, и убрал его с поля, заменив Робертом Коллинзом, который на пять бросков пропустил три мяча за барьер. Это была последняя игра сезона. «Индейцы» проиграли «Пиратам» со счетом 3:23.
— Ну и на кой ты ему показал эту штуку? — сказал тренер Бакли после игры, узнав про новый бросок. — Парень бросает мяч быстрее всех на свете, а теперь он будет все время пробовать.
Тренер умолк и, почесав в затылке, добавил:
— Сам знаешь, какой он.
— Исторический день, — на пути домой объявил Вилер, все еще под сильным впечатлением от того, как мяч, словно арбузное семечко, вылетел пулей из его влажных пальцев. — Видела, как рванула эта штука?
Мать ответила ему невидящим взглядом, все еще приходя в себя от несообразности бейсбольной игры индейцев с пиратами и неожиданно пораженная мыслью, что, может быть, старинный друг ее покойного мужа Дилли, Уинстон Черчилль, мог бы объяснить, о чем сейчас говорил ее сын.
Да, Черчилль, сын американки и искренний почитатель многих американских обычаев, скорее всего смог бы ей это объяснить.
За последующие несколько лет своим поразительным броском и древней бейсбольной перчаткой Вилер прославился в долине Сакраменто, и слава сопровождала его почти до самого окончания школы.
Уолтер Хефли, бросивший тренерскую работу после первого же года в Малой лиге, всякий раз, заправляя бензином машину Флоры, упоминал Вилера.
«Парень ваш — чудо, миссис Берден, — бывало, говорил он, и она уже знала, что за этим последует. — Если б только он был немного попроще».
Но Флора знала, что быть «попроще» не в натуре ее сына, и это ее необыкновенно радовало. Когда Вилер был в шестом классе, он решил позвонить губернатору Калифорнии и высказать свое мнение о смертной казни. Он попросил телефонистку соединить его с губернатором Эрлом Уорреном, но той удалось добраться только до его заместителя Гудвина Найта. И с того дня в течение последующих десяти лет они вели продолжительные беседы о политике, пока Эрла Уоррена не выбрали в Верховный суд, а Гудвин Найт не занял губернаторское кресло.
— Ты единственный парень из всех, кого я знаю, — признал Бакли Хенниган, — который, если ему что не по нраву, звонит чертову губернатору.
— Давайте не будем выражаться, — отозвался Вилер.
Иногда в середине бейсбольной игры Вилер, похлопав по перчатке, шел к первой базе спросить парня из команды соперника, как тот отбил его бросок. Или в конце подачи подходил к третьей базе поинтересоваться у тренера команды соперника, что тот думает о налоговой политике, или о средствах предохранения от беременности, или о роли религии в истории… Многих он забавлял, и почти все восхищались его талантливым броском. Уникальный талант давал Вилеру Вердену огромное преимущество.
— Ему есть что сказать, — объяснял болельщикам тренер то, почему Вилер не может просто бросать мяч и держать язык за зубами.
— Сынок, до всех этих идей никому нет дела, — увещевал он Вилера. — Им нужно только одно — чтобы ты бросал мяч.
Однажды летом, во время поездки с командой звезд в Бейкерсфилд, Вилер позвонил из отеля известному комментатору Чету Хантли после его выступления в вечерней программе, пробился через дежурного на коммутаторе и беседовал почти час, наговорив на чудовищную сумму.