Когда на следующий день тренер спросил его об этом разговоре, Вилер ответил:
«По-моему, он был не прав насчет венесуэльской нефти».
На втором году обучения в школе для старшеклассников Вилера взяли в бейсбольную команду округа, что случилось в Фэзер-Ривер впервые со времен Рея Вебстера, которого в конечном счете приняли во взрослую команду «Индейцев». Теперь, когда благодаря прямому броску и краткой инструкции запрещенного приема Бакли Хеннигана Вилер стал самым известным парнишкой в городе, его жизненный путь казался предрешенным. И того, что произошло дальше, никто в городе понять не мог.
«Его мама — вы знаете, англичанка — надумала послать парня в эту шикарную школу на восточном побережье. Хотела, чтоб он пошел в Гарвард», — объяснял много лет спустя его лучший друг и кетчер Бакли Хенниган репортеру журнала «Роллинг стоун» на его вопрос, что же сталось с Вилером, его мирового класса прямым броском и светившей ему спортивной карьерой.
«Иногда божий дар достается не тому, кому надо, — высказался в той же статье его бывший школьный тренер. — Мальчишку испортила вся эта чушь из мифологии и Виктора Гюго. Вилер Берден всегда был первостатейным чудаком. Но, Бог ты мой, как он бросал мяч!»
Примерно в это же время родилась необыкновенная книга его матери. Во время одной из долгих прогулок в низине Вилер заговорил о мифологии — когда ему было двенадцать, мифология была его излюбленной темой. В его девятый день рождения бостонская бабушка подарила «Мифологию» Эдит Гамильтон с надписью: «Дорогой мой Стэн, надеюсь, что тебе понравится», — и Вилер, разумеется, проглотил эту книгу в промежутках между романами Виктора Гюго. И потом уже ни одна беседа, ни один просмотр фильма и ни единое чтение газетной статьи не обходились без упоминания того или иного греческого мифа. Однажды во время их прогулки он вдруг заявил: «Почему никого не интересует взгляд на всю эту историю самой Персефоны?» Мать Вилера, уже привыкшая к тому, что стоит ей задать один или два наводящих вопроса, и в ответ потечет вереница его мыслей, спросила: «А каков может быть взгляд на всю эту историю самой Персефоны?» В ответ полился поток неординарных мыслей, которые Флора, придя домой, тут же записала в свой блокнот, тогда еще не понимая, какую важную роль их беседа сыграет в ее собственной жизни.
Точка зрения молодого почитателя мифологии заключалась в том, что красавица, дочь богини урожая Деметры, насильно похищенная богом подземного царства Аидом, была поставлена в ужасное положение. Ее мать, скорбя по утерянной дочери, погрузила весь мир в мрачное бесплодие — бесконечную зиму. Тогда в дело вмешался Зевс и предложил компромисс: часть года Персефона может проводить с матерью, а остальное время должна оставаться царицей подземного царства.
«Она в очень трудном положении, — высказался Вилер. — Полгода у своей матери она маленькая девочка, а полгода у царя она — взрослая королева и жена. Я не думаю, что хоть кого-то интересовало, в какой она оказалась ситуации».
Во время нескольких последующих прогулок Вилер и его мать снова обсудили эту тему, но уже более глубоко. Каждый раз по возвращении домой Флора добавляла все новые и новые записи в свой блокнот, пока тема положения Персефоны не была исчерпана.
Как-то раз, вскоре после этого, к Флоре Берден явился наистраннейший из посетителей. Она сидела в конторке у себя на ферме, занимаясь бухгалтерией, когда вошел человек в темном костюме и галстуке и сказал, что он разыскивает Флору Берден. Он назвался не то Смолвудом, не то Вудкоком и сообщил, что представляет маленькое академическое издательство на восточном побережье. Он прослышал, что в Лондоне миссис Берден была ученицей Зигмунда Фрейда, и спросил, не хотела бы она написать об этом книгу. Флора объяснила ему, что никогда не была ученицей Фрейда, а просто училась на психиатрическом факультете, была почитательницей доктора и принадлежала к тому кругу лондонцев, который в 1938 году организовал переезд Фрейда в Лондон.
— А вы лично были знакомы с ним? — спросил посетитель.
— Конечно, — с напускным равнодушием ответила Флора и тут же заметила, как глаза посетителя вспыхнули искренним любопытством. — Такого я бы не упустила.
— Тогда, может быть, вы согласитесь написать для нас книгу?
Поначалу Флора отказалась.
— Я не из тех, кто пишет, — объяснила она. — Огромное вам спасибо.
Но тут заметила на своем письменном столе толстый блокнот с записями о Персефоне.