- Ну? Готов? - грузно спросил фельдфебель. Двое сопровождающих помогли ему встать со стула. Уж больно грузный был офицер.
- Готов, ваше благородие. Поесть дадут? - Геннадий косо посмотрел на печку. Она его согревала и кормила и мыла. Больше он ее не увидит. Варлампий появился за спиной у полицейских, обреченно повертел пальцем у виска и понуро покачал головой. Это означало - летит. Геннадий глубоко вздохнул и в голос попрощался с домом:
- Прощайте палаты родные. Буду скучать. А коли вернусь - встречайте меня, да грейте родного.
- Пшёл уже! - толкнул его в спину унтер, и в нос Геннадия ударила январская морозная сырость.
Посадили полицейские товарищи Гену в беспилотный транспортер, что был припаркован метрах в ста от дома. Заперли в отсеке с решетками и убыли по своим государевым делам. Транспорт мягко взлетел, ненавязчиво жужжа, и понес горемыку в космопорт. Там его должны были встретить, подготовить и загрузить на баржу для транспортировки. А пока у Гены было в запасе несколько часов, что бы начать пересматривать свою жизнь. И, как оказалось, пересматривать было нечего. Потому Гена облегченно выдохнул.
- Ну что, Варлампий, нас ждут приключения? - спросил он пустоту.
- Дурак ты, Гена, - Ответила ему пустота. Варлампий был рядом. И этот факт безмерно утешил Геннадия.
Космопорт поражал своим размахом и иллюминацией. Еще на подлете Гена увидел ярко освещенный остров цивилизации посреди бескрайнего зимнего поля. То и дело небо озаряли яркие вспышки от двигателей космических кораблей. С орбитальной сортировочной станции постоянно прибывали баржи с ценнейшим Гелием-3, минералами и человеческим ресурсом. В основном это были штатные инженеры, военные, ученые и туристы. Обычные работяги не стремились в космос. Потому их заменили на заключенных. Когда их не хватало в стране - покупали у других государств. Это очень положительно отразилось на мировой экономике в целом. Не было нужды тратиться на содержание арестантов. Да и не возвращались из шахт. Погибших просто перерабатывали на компостной фабрике, дабы питать колониальные оранжереи. Конечно же, Гена понимал, что никакой реабилитации для него не светит. Кто-то из родных подсуетился и просто продал его. Но, пока действовало похмелье, Геннадий переживал только о том, что выпить совершенно нечего.
Дрон - транспортер мягко приземлился в приемнике-распределителе. Двери открылись и снаружи послышался прокуренный баритон.
- Твою мать! Они их теперь по одному слать будут?! Выходи давай! Приехали!
Гена нехотя вышел, щурясь от яркого света. Он ступил на небольшую, огороженную площадку. Дальше его ждал турникет и узкий коридор из металлических прутьев. Обладателя голоса нигде не было видно. Скорее всего был обустроен громкоговоритель. Дойдя до конца коридора, Гена увидел дверь, которая учтиво отъехала в сторону и обнажила небольшую комнату, где за простым столом сидела при мерзкого вида женщина, лет сорока - пятидесяти. Глаза были заспанные, красные. Морщинистое, прокуренное лицо украшал тройной подбородок и огромная бородавка над правым глазом. Сразу было видно, что людей она не сильно любит.
- Ну что встал? Раздевайся. Снимай все. Да не на пол, дурень. Вон кушетка. Туда вещи клади. Госсподи, кожа да кости. Куда ты такой сдался? Иди, распишись в получении казенного шмотья. Одежду заберешь после душа и медицинского обследования. Ну что встал - вон дверь. Туда иди. Черт, и стоило ради тебя одного с постели вставать, - бурчала женщина знакомым прокуренным баритоном.
Гена прошлепал по холодному полу в душевую. Горячая вода немного взбодрила похмельный мозг. Она была действительно горячая на столько, что Гена чуть не обварился. Проматерившись, он выскочил в другую открывшуюся дверь, где его встретили несколько медицинских братьев. Санитары вежливо предложили пациенту проследовать в специальную камеру, где Геннадию сделали все анализы, поставили капельницу и вкачали снотворное. Отчего Гена сначала испугался, а потом забылся мертвецким сном.
Как известно с древних времен - Все происходит так, как происходит, и никак иначе. Причины этого ничуть не сложнее. Ведь все происходящее является следствием того, что уже случилось. Единственное, о чем забывают люди, это тот факт, что история циклична. Варлампий для себя понял это уже давно. И так, как сам домовой являлся порождением мира духовного и материального, в нем всегда боролись два домовых. Один был полностью с человеческой природой и всецело был подвержен влиянию людских колебаний. Другой же Варлампий был, чуть ли не аватаром Бога. Мир не материальный, в котором часто пребывал домой, качественно разнился с тем, к чему привыкли люди, птицы, деревья и прочие насекомые и хищники. Мир круговорота энергии. И если даже само устройство Вселенной напоминает пульсирующий организм, который то растет, то сокращается. В котором все элементы могут заменить друг друга или развиться до определенной точки, но не более. Что уж говорить о банальной истории простого человечества. Люди никогда не менялись. Изменения претерпевали только декорации, в которых человечество уже миллионы лет играет один и тот же спектакль. И когда Варлампий смотрел на все, что его окружает в его человеческом мире, то оставалось только устало вздыхать и говорить себе, что снова все точно так же. Но в том-то и была беда Варлампия. Он, в отличии от других домовых, верил в чудо. Что система даст сбой и все события пойдут по совершенно иному и неожиданному сценарию. Врожденная непереносимость скучной бесконечности. Наверное именно это заставляло домовых уходить из мира материи и избавлять себя от ощущения, что в сотый раз смотришь одно и то же кино не самого лучшего качества. Так вот у Варлампия этот порог, видимо, был удален.