— Мужик аль девка? — спросил он.
— Девка, родимый, девка, слава богу, жива…
— Ну, это хорошо, — глубокомысленно заметил он. — Будет вот у вас красавица… Скажи, бабуся, а не помнишь ли ты такую Катю Демченко, проживала она у вас на селе, вот там, где теперь новая изба строится.
— Не помню, — сказала старуха. — Все строятся.
— Еще отец ей был кладовщик.
— А, помню! — воскликнула старуха радостно. — Помер! Помню, как же. Помер на рождество!
— А дочка?
— Уехала, уехала туда, на целину.
— Разве она замуж не вышла за полковника?
— Не знаю, милый, не знаю. Уехала.
Она падала стакан водки.
— Да, бабуся, — задумчиво сказал Вахрушев, — жаль, что ты не дожила до того времени!..
— Какого, сынок?
— Да когда люди лет по пятьсот будут жить.
Старуха удивилась, испуганно посмотрела на него и жалостливо покачала головой.
Теперь обедали вдвоем. Доктор Шура окончательно осунулся и пожелтел, как печеное яблоко. Что-то или кто-то его рассердил или обидел, он раздраженно покрикивал на бабку, сопя, ел все без разбору.
— Ты что, так и не спал? — спросил Вахрушев.
— Сейчас завалюсь.
— Много было делов?
— Нет, не особенно.
— Опасно?
— Не очень. Обычная вещь. Просто эта дура сестра растерялась и напутала.
— Но в общем мы успели?
— Ага.
— Вовремя, значит?
— Ты вот что… ты, пожалуй, уезжай, — сказал доктор. — Мне тут придется на пару дней остаться.
— А что?
— Ничего. Просто лучше на пару дней остаться. Потом я сам как-нибудь выберусь.
— Я бы остался, — сказал Вахрушев, — но мастер за машину заест.
— Пальто ему передай. Благодари.
— Слушай, давай-ка я твоей жене сообщу, что ты остался!
— Нет, я уж звонил сам, здесь есть телефон.
— Ладно, — сказал Вахрушев, вдруг заторопившись. — Тогда я поеду. Бывай здоров.
— Бывай здоров, — врач протянул свою худую руку.
Алексей пожал ее, вспомнил:
— Да! От брюха-то — чего пить, ты говорил?
— Бесалол.
— Ну ладно, поеду. Дотемна надо успеть. Я бы остался, но мастер за машину заест, она правда там нужна…
Он оделся, забрал старое пальто, завел мотор — у него билось сердце, подкатывалось к горлу что-то — и поехал, разбрасывая гусеницами лепешки грязи.
Весна упорно, шаг за шагом, брала свое: солнце лило миру щедрое тепло, земля задымилась, легкой сухой коркой покрывалась грязь; небо было чистое; с юга на север по нему летели беспорядочные усталые гусиные стаи и кричали мучительно, тревожно, зовуще, будоража домашних гусей; кое-где на огородах поднялись белые столбы дыма — жгли прошлогодние листья.
ЖЕНЩИНА
Однажды ночью соседи услышали через стену, как учительница Карелина глухо, жутко плакала.
В последнее время из-за стены редко доносились звуки: учительница жила тихо, телевизора не имела.
Первой проснулась бабушка Феня. Она испугалась: не воры ли забрались и душат женщину? Она разбудила сына, невестку. Но плач прекратился; раз или два донеслось слабое дребезжанье передвигаемых стульев, и все затихло.
Когда наутро бабушка Феня озабоченно спросила, что это было ночью, учительница, немного смешавшись, ответила: снился тяжелый сон.
Учительница Татьяна Сергеевна Карелина занимала просторную комнату с примыкавшей к ней маленькой кухонькой. Это составляло третью часть одноэтажного жактовского дома.
С домом была связана любопытная легенда. Говорили, что под ним зарыто золото в глиняных горшках. Это поверье упорно держалось среди старожилов вот уж более сорока лет, хотя до сих пор никто не нашел никакого золота.
Впрочем, происхождение легенды имело свою реальную основу.
Когда-то дом принадлежал богатому человеку, управляющему кожевенным заводом, возникшим в начале столетия на глухой и болотистой городской окраине — Землянке.
Давно не осталось следа от землянок, в которых прозябали тысячи разных обездоленных, бродяг, жуликов. Землянка была своеобразной язвой, обвинением, грозой города. Вечерами даже полиция предпочитала не углубляться туда.
И вот один предприимчивый фабрикант заложил на речке Грязне кожевенный завод, отчего речка стала совсем зловонной, в ней передохла рыба, а вся Землянка принялась исправно просыпаться по гудку и тащиться в цехи.
Хозяин редко появлялся на заводе, а всем управлял некий Ермолан — энергичный, усатый, бравый поляк, выходец из тех же босяков Землянки. Для него хозяин велел выстроить в центре Землянки первый настоящий дом.