Папа подходит и протягивает руки, словно хочет меня обнять. Заметив, как я непроизвольно отшатываюсь, он смущенно останавливается.
— Можно присесть? — спрашивает он.
— Да ради бога, — отвечаю я, пожимая плечами.
Почти все во мне толкает меня к тому, чтобы броситься на шею к этому человеку и забыть о случившемся в прошлом, но что-то не дает этого сделать. Что-то внутри меня заставляет вести себя с ним только холодно и резко. Интересно, если это мой механизм самозащиты, где он был, когда Брам попросил прислать ему фото без лифчика, с горечью думаю я.
— Я пошла, — говорит Жюли и встает.
— Спасибо за компанию, Жюли, — отвечаю я и обнимаю ее. — Я тебе позвоню попозже. Или завтра. Ты не волнуйся, все будет хорошо.
— Я хочу тебе сперва кое-что сказать, можно? — спрашивает папа, после того как приносит что-то выпить и усаживается.
Я пожимаю плечами.
— Я знаю, что никак не смогу исправить вред, который причинил тебе, — начинает он. — Я влюбился и словно ослеп. Лучшего оправдания у меня нет. Не знаю, была ли ты уже влюблена, Линда, но поверь мне: любовь может заставить тебя наделать массу глупостей.
Я молчу. Он что думает, что мне двенадцать лет? Разумеется, я была влюблена, а то! Кроме того, я получше некоторых знаю, насколько он прав.
— Я познакомился с Мари-Софи в чат-руме. Мне было тридцать восемь, у меня было двое детей, и мы с твоей мамой очень много работали. Когда мы приходили домой и вы лежали в постельках, мы были такие усталые! Слишком усталые, чтобы куда-то выходить. Слишком усталые, чтобы приглашать гостей. Слишком усталые, чтобы… ну ты понимаешь. Я просто погас. Чувствовал себя отупевшим, скучным, неинтересным. Все, что я делал, это смотрел телевизор. И на работе тоже радости было мало. То и дело сидел сложа руки, но шефу об этом сказать боялся. Боялся, что меня выставят на улицу. Так и начал «втихую дела делать».
Он изображает пальцами в воздухе кавычки. Я и сама нередко так делаю.
— Так я вышел на чат-рум. Я приключений на свою голову не искал. Вовсе нет. Просто хотел время убить. Но Мари-Софи была остроумная, спонтанная, свежая. И прежде всего, она считала меня особенным, интересным. Я и забыл, что такое бывает. Я влюбился в нее без памяти.
Он смотрит на меня, ищет на моем лице реакцию, эмоции. Но я продолжаю таращиться в стол.
— У нас с Мари-Софи началась связь. Тайная. Ей было всего двадцать пять. Она была молода и хотела веселья и кутежей. Когда я сказал ей, что собираюсь уйти к ней от вашей мамы, она была без ума от счастья. Но когда я предложил снимать вместе дом, в котором вы тоже могли бы время от времени жить, все изменилось. Короче говоря, она не хотела детей. И уж тем более чужих детей. А я ведь ей рассказал, что снова хочу быть свободен. О Линда, она околдовала меня. Она меня зачаровала. Я выбрал ее и ушел. Думал, что заставлю ее передумать, если мы подольше побудем вместе.
Он вздыхает.
— Но ничего не изменилось. Тем временем я страшно тосковал по вам. Но когда я сказал ей, что выбираю вас, что ухожу от нее, разорвалась бомба: она сама забеременела. От меня. Передо мной встал невозможный выбор: вы или Лоранс. И я оказался таким трусом, что выбрал самый легкий путь.
— Почему ты не попытался по крайней мере хотя бы позвонить нам?
— Я тебе звонил. К тому времени я уже примерно полгода не жил с вами. Твоя мать была в ванной, ты сняла трубку. И знаешь что? Оказалось, что ты уже забыла меня. Да, ты помнила, кто я такой, но я был для тебя уже чужой, ведь так случается, когда долго отсутствуешь.
— И ты так быстро сдался?
— Да. Я ведь сказал уже: я трус. Что да, то да. Мне нет прощения. Я не тайный агент. Я не свидетель убийства под прикрытием полиции. Я не летал вокруг Земли в течение десяти лет в целях научного исследования.
Что же, тут по крайней мере он честен.
— А почему в последние дни ты все-таки пытался до меня дозвониться?
— Мари-Софи…
— Бросила тебя ради другого, — немедленно договариваю я. Ну-ну, этого можно было ожидать.
— Карма, не иначе, — говорит он с горькой усмешкой.
— А то, — подхватываю я. Он что, думает, я стану ему возражать?
— Она скоро переезжает в Брюссель. С Лоранс. Так что я подумал: а что, если мне подыскать квартирку где-нибудь на полпути отсюда до Брюсселя? И, может быть, Арне тоже захочет разок повидаться со мной?
Он с надеждой глядит на меня.
Чего он сейчас от меня ждет? Что я брошусь ему на шею и заору: «Да! Наконец-то! Я ждала этого одиннадцать лет!»?
— Посмотрим, папа. Мы ведь не знаем друг друга. Мы ничего друг о друге не знаем. Может быть, мы совсем друг другу не понравимся.