Выбрать главу

Я сам бы остался, бабки во как нужны! — стал вслух размышлять Рустам, понимая что нельзя сразу отказывать коллегам, в жизни всякое бывает, нам тоже могла когда — нибудь понадобится их помощь. — Да у пацана сегодня день рожденья.

— Поздравляю! Сколько лет пацану?

— Три. Жена стол готовит, теща заявится…

— Да, теща — это святое, — согласился Сява.

— А Тагир только третий день из отпуска, — продолжил дипломатические переговоры наш бригадир.

— Да, сломаться может, — опять понимающе кивнул эстонец.

Действительно, выдержать даже одну смену на погрузке селитры неподготовленному человеку было крайне тяжело, просто невозможно. А тут предстояло отпахать кряду 16 часов. Спортсмен — тяжелоатлет международного уровня, готовясь к престижным соревнованиям, за одну тренировку в различных упражнениях и подходах поднимает в суммарном объеме общий вес до 20–25 тонн. Грузчик же на селитре за смену перетаскивает 65–80 тонн груза! За две смены — соответственно 130–180 тонн!

Я пару раз выходил на подмену. Тяжело, конечно, но не смертельно. Придется выручать ребят, все к этому и склоняется, просто Рустам тянет резину, хочет, чтобы я сам предложил свои услуги.

— Хорошо, у меня вечер сегодня свободный, я подменю.

— Ну вот и ладушки, — обрадовался Сява, дружески похлопал меня по плечу и почапал в раздевалку переодеваться.

— Смотри, они там под допингом пашут, ты этим особо не увлекайся, а то и сам подсядешь, — прощаясь, предупредил меня Рустам.

Бригада Сявы была особенной. Все ее члены — бывшие зеки — покуривали травку. Поэтому Рустам так менжевался, хотел, наверное, уберечь меня от дурного влияния. Но выбора у нас не было — сегодня откажешься ты, завтра откажут тебе.

Вопреки ожиданию первый вагон мы отгрузили быстро и легко. Усталости я ещё не чувствовал. Правда, Сява благородно отстранил меня «от серёдки», сказав, что «бить серёдку» он будет сам с Кάзай — третьим грузчиком их бригады.

Тонкие черты лица, голубые глаза, длинные белокурые волосы, перевязанные на лбу красной тесёмкой — было в облике Сильво что — то разбойничье — аристократическое, несмотря на его плебейский наряд селитрового грузчика. Независимый взгляд и распахнутая рубашка, обнажавшая мускулистую грудь с золотой цепочкой дополняли этот портрет вольного викинга северных морей, непонятно каким ветром занесенного в горячие южные степи.

Я вспомнил, что видел Сильво и раньше, до того, как перешел в цех селитры из лаборатории азота, где работал слесарем. Однажды в сумерках, задержавшись на заводе, я пешком возвращался домой через большой пустырь и наблюдал такую картину. Три подвыпивших блатаря с фирменными финками, заточенными на местной зоне, гонялись за каким — то высоким блондином. Безоружный Сильво — а это был он — убегал от докопавшихся до него бандюков. Убегать — то он убегал, но как — то странно, вроде как понарошку. Сильво вдруг резко останавливался, хлыстал своих преследователей брючным ремнем, ловко уворачивался от ответных ударов и бежал в противоположном направлении. Если бы я тогда уже был знаком с Сильво, то, конечно, вступился бы за него…

Во время короткого ужина — бутылка кефира, помидоры, пара бутербродов, которые раскладывались тут же на бетонке железнодорожной платформы — Сява «забил косяк». Из папиросы «Беломор канал» вытряхивался на ладонь весь табак и смешивался с зеленой, похожей на пластилин массой — анашой. Затем все тщательно и долго разминалось пальцами и забивалось обратно в ствол беломорины. «Косяк» готов!

— На, дёрни! — передал мне Сява издающую резкий характерный запах папироску. — И вдыхай, медленно, глубоко, жуй, как хлеб.

Я поперхнулся, слишком глубоко вдохнув в себя дым. Две следующие затяжки я совершил более удачно и передал анашу Казе.

Тот, блаженно зажмурив глаза, стал жадно втягивать в себя дурманящее зелье. Уже после второго круга Каза стал над чем — то громко и, как мне показалось, беспричинно хохотать.

— Ты я, вижу, у нас недавно, привыкаешь? — участливо спросил Сява.

— Как недавно, уже второй год… Да ничё, нормально.

— Сейчас еще нормальней будет, — пообещал бригадир и протянул мне дотлевающую папиросу.

— А ты зачем меня от «серёдки» оттёр, не доверяешь? — в голове что — то зашумело.