Дело привычное, но как выйти из положения без самых необходимых медикаментов. Даже йод приходилось расходовать буквально по каплям, а перевязочные материалы и индивидуальные пакеты он разрешил накладывать только непосредственно на раны. Чистое солдатское белье, найденное в вещмешках, пошло на верхнюю подбинтовку.
Проходя между лежащих бойцов, Поповьянц увидел пожилого человека в изрядно потрепанном шевиотовом костюме. Мужчина стоял на коленях и осматривал у солдата простреленное бедро. По тому, как мягко, профессионально пальцы его касались тела, Поповьянц понял: перед ним медик. Мужчина поднял седую голову — глаза усталые, обметаны морщинами — и на вопрос «Кто вы?» ответил, что он доктор Михайловский из Славуты, эвакуировался, но вот… застрял.
— Так это же хорошо! — воскликнул Поповьянц.
— Что ж тут хорошего, молодой человек, позвольте вас спросить?
— Вы меня не так поняли, доктор Михайловский. Я хотел сказать: теперь нас больше!
— И вы полагаете, двое врачей могут тут что-то сделать? — отозвался Михайловский, оглядывая амбар. — Здесь многие в критическом состоянии. У этого юноши, в частности, газовая гангрена, что, как вы знаете, коллега, чревато…
Доктор не закончил фразу и поджал губы.
— Значит, бросим нуждающихся в медицинской помощи людей, даже не попытавшись хоть что-то сделать? — запальчиво крикнул Поповьянц.
Михайловский пожал плечами.
— Не надо громких слов, коллега. Все, что в моих силах, я готов делать…
— Тогда возьмите на себя вот этот угол сарая, — успокаиваясь, сказал Поповьянц.
Михайловский согласно кивнул.
— Вот только хоть немного морфина, — тихо проговорил он.
Поповьянц посмотрел на него с сожалением. Михайловский был врачом старой школы, к тому же еще, как видно, наивным человеком. До чего же он сейчас далек от реальной обстановки! Придется спустить доктора на грешную землю.
— Ничего этого у нас нет! — резко сказал Поповьянц и, перехватив умоляющий взгляд Михайловского, еще жестче добавил: — Ив обозримом будущем не будет!
Михайловский еще ниже склонил голову и, больше не сказав ни слова, повернулся к раненому. А Поповьянца позвала Сара.
— Смотри, — тихо, чтоб не услышали окружающие, сказала она, показывая красную звезду, нашитую на рукаве раненого, — комиссар! Если немцы увидят!..
Половьянц нагнулся, вытащил из нагрудного кармана раненого удостоверение личности, прочел: «Федор Павлович Чулков, политрук. 3-я дивизия ПВО».
— Куда ранен?
— В тазобедренный сустав. Тяжело. Я сделала перевязку.
— Немедленно сними с него гимнастерку!
— А вот еще одно удостоверение, — протянула Сара красную книжечку. — Я нашла ее у другого раненого. Лейтенант Якунин из дивизии НКВД. Понимаешь?
Да, Поповьянц понимал, что грозит таким людям, а заодно и укрывающим их, если фашисты обнаружат, кто здесь лежит.
— Надо бы ребят переодеть, — сказал он. — В крайнем случае, оставить в нижнем белье. Документы необходимо закопать! Подбери для этого в помощь двух-трех наиболее ловких и, с твоей точки зрения, надежных парней.
Вид у Сары был испуганный. Конечно, среди окружавших людей могут найтись такие, которые ради спасения собственной шкуры — это не исключено — выдадут их немцам. Сердце у Поповьянца сжалось. Он вдруг остро почувствовал, какую ответственность взваливает на свои плечи. Но иного выхода не видел.
— Будем надеяться на лучшее, Сара, — сказал он и тут же спохватился: — Еще не привык, Лидия Степановна!..
— Так я пойду? — спросила она.
— Иди. И, как говорится, пусть не покинет нас удача!
Поток раненых не прекращался. Их доставляли в одиночку и целыми партиями, тащили на импровизированных носилках и просто на руках. Занимались теперь этим не только пленные красноармейцы, но и какие-то старики, женщины, подростки.
Поповьянц остановил одного деда, спросил:
— Откуда люди?
Старик окинул с ног до головы молодого человека в странной одежде цепким изучающим взглядом, поскреб густую щетину на подбородке и в свою очередь спросил:
— Сам-то из каких будешь?
— Врач я.
— А не брешешь? — прищурился дед. Видно возраст стоявшего перед ним не внушал доверия.
— Разве не видите, как я раненых обрабатываю?
— Это мы приметили, — отозвался дед. — Только без халата ты. А так ничего, орудуешь, похоже, как наша Горуно-вичиха.
— Кто такая?.
— Фельдшерица тутошняя, кучаковская. А меня Марком Ипполитовичем кличут. За ранеными приехали.