Моряк между тем уже распоряжался в амбаре. Легко раненных заставил очищать помещение от мусора; медсестер послал поискать в ближайших домах любые перевязочные средства; доктору Михайловскому приказал взять на учет оставшиеся в санитарных сумках медикаменты. Действовал он решительно, говорил властно, как человек, привыкший повелевать.
Поповьянц наблюдал за ним с двойственным чувством. Ему понравились деловитость и организаторская хватка, и в то же время он не мог отделаться от неприязни. Рафаэль, конечно, понимал: моряк остался здесь не по своей воле. У них, оказавшихся в тылу врага, одинаковая судьба. Но контакт с немцами настораживал…
И все же Поповьянц первым подошел к моряку, решив познакомиться поближе. Хочешь — не хочешь, а отныне им предстоит работать вместе.
Моряк вскинул на него испытующий взгляд, но узнав, что перед ним хирург, откровенно обрадовался.
— Сам я терапевт, а хирург, честно скажу, никакой, — признался он с обезоруживающей искренностью. — Операций делать не приходилось, разве что пустяки. Сами знаете, моряки — народ здоровый. Я из Днепровского отряда Пинской флотилии. Военврач второго ранга Гришмановский Афанасий Васильевич.
— А вас, товарищ военврач второго ранга, немцы как терапевта оценили? — спросил Поповьянц с иронией.
Гришмановский побагровел, на скулах заиграли желваки. Он собрался сказать что-то резкое, но сдержался, лишь едко усмехнулся.
— Догадываюсь, о чем вы подумали. Только напрасно… Я действительно представился врачом и предложил свои услуги. Понадеялся, что клюнут. Как видите, не ошибся. Ведь немцам приказано пленных сгонять в спецлагеря, а им некогда. Одно на уме: «Дранг нах остен!..» — Моряк помолчал, сдвинув густые брови, и спросил уже спокойнее: — Но вы… Какое право вы имеете меня подозревать? Кому-то надо было взвалить на себя эту ношу?
— Простите! — буркнул Поповьянц. — В нашей ситуации сразу трудно сориентироваться.
— Ну вот и объяснились, — улыбнулся Гришмановский. — Впрочем, на вашем месте у меня тоже, наверное, появились бы всякие нехорошие мыслишки… А я ведь, откровенно говоря, действовал нахрапом. Подошел к немецкому офицеру — слава Богу, язык их знаю — и прямо, без околичностей, заявил, что могу в силу своей профессии быть полезным…
— В чем полезным? — спросил Поповьянц. Он понимал, что человеку очень хочется выговориться и совершенно необходимо, чтобы его поддержали свои.
— В организации сбора раненых и отправке их в спецлагеря, — усмехнулся Гришмановский. — Тут был, конечно, свой психологический расчет. Держись я униженно, жалким просителем, — могло и не получиться. Но мне все равно терять было нечего. А смелость, говорят в народе, города берет…
Гришмановский нисколько не кривил душой. Конечно, он не был таким уж отчаюгой, хотя решительности и мужества было не занимать. Однако встречи с врагом безусловно побаивался. Когда они с Валей после долгих мытарств добрались наконец до Артемовки и вышли прямо на немцев, Афанасий Васильевич поначалу растерялся. Но, поразмыслив, решил: фашисты сегодня чувствуют свое превосходство над напуганными, подавленными страхом людьми. И если повести себя с ними на равных… Офицер, к которому обратился Гришмановский, а заговорил он с ним громко, требовательно, буквально опешил. Морская форма, которую тот и не подумал снять, тоже впечатляла. Немец окинул его удивленным взглядом и достаточно вежливо сказал; «Слушаю вас, герр доктор…»
— Вероятно, вы поступили правильно, — отозвался Поповьянц. — Поживем — увидим… Кстати, со мной здесь фельдшер, — сказал он, вспомнив о Саре. — Лидия Кулагина. Опытный медик.
— Опыт — дело хорошее, — нахмурился Гришмановский. — Только нам сейчас больше надежность нужна.
— Что вы имеете ввиду?
Гришмановский покосился на него с усмешкой:
— Женщина — существо слабое. Выдержит ли?
— Вы женоненавистник? — возмутился Поповьянц. — Она же наш, советский человек!
— Эх дорогой хирург, — вздохнул моряк, — время сейчас такое, всех проверяет на излом. У меня вот старший корабельный военфельдшер испарился. Был и весь вышел…
— Кулагина не испарится! Ручаюсь, — отрывисто бросил Поповьянц и неожиданно для себя добавил: — Жена мне она! — В следующую секунду он пожалел о сказанном, с ужасом подумав, как сможет теперь объяснить это Саре. Но слово вылетело, и отступать было поздно. — Да, жена! — повторил он уже менее уверенно.
— Тогда другое дело, нитка тянется за иголкой, — не обратив внимания на дрогнувший голос, примирительно сказал Гришмановский. — Вдвоем, конечно, легче. Я вот не знаю, где мои. Эвакуировал семью из Киева и след потерял… А медики нам нужны. Со мной тоже пришла медсестра. Она из местных — Валентина Голубь. По дороге случайно встретились…