Оба вышли из амбара. Солнце уже скрылось, и над полями во все небо разлился кровавый закат.
— Что будем делать дальше, Рафаэль? — глядя перед собой, спросил Гришмановский. — В Артемовне нет ни подходящего помещения, ни людей, которых можно было бы привлечь в помощь… До Борисполя рукой подать. Там ведь очень скоро появятся и комендатура, и гестапо. Нам от такого соседства, пока не поздно, надо ноги уносить куда-нибудь подальше, в глушь…
— У вас что-либо определенное на примете?
— Есть неподалеку небольшое село. Вы видели крестьян, помогавших заносить раненых в амбар? Эти люди по собственной инициативе пришли сюда. Ну не молодцы ли?
— Сюда-то они пришли, а согласятся свои дома подвергать опасности?
— Кучаково стоит в окружении болот. После обильных дождей к нему подобраться трудно. Хаты там вразброс стоят. Впрочем, лучше взглянуть самому…
— Согласен.
— Тогда оставайтесь пока здесь и с помощью крестьян тщательно прочешите весь район. А я отправлюсь в село на разведку…
Вдалеке послышался скрип колес. По дороге, подпрыгивая на ухабах, бойко катила повозка. Возница то и дело подгонял лошадь, покрикивая и подстегивая ее кнутом. Когда телега приблизилась, Поповьянц окликнул:
— Куда путь держите, Марк Ипполитович?
— Еще троих хлопцев подобрал. В село везу, — охотно пояснил Олексиенко, останавливаясь.
— Почему не в амбар? — спросил Гришмановский.
— Там и так навалом. Лаврентий Гаврилович наказал в школу возить. По хатам, куда смогли, уже разместили.
— А кто такой Лаврентий Гаврилович? — поинтересовался моряк.
— Наш директор школы. Они вместе с Горуновичихой так решили.
— Горунович — местная фельдшерица, — пояснил Поповьянц.
— А меня, дед, возьмешь с собой? Я разведчик.
— Ишь, разведчик! В бричке все одно места нет. Там лежачие. А ты, коли нужда имеется, следом поспешай.
— Строгий ты, однако, дед. Ну да я привычный: пешком так пешком. Показывай дорогу…
Олексиенко дернул было вожжи, но снова остановился.
— Совсем забыл. — Он достал из-под соломы сверток и протянул Поповьянцу: — Бери, доктор. В брошенной санитарной машине нашел. Без врачебной формы тебе негоже. Прощай!
Стук колес давно затих на дороге, а Поповьянц все еще стоял на месте, зажав под мышкой белый халат и задумчиво глядя в затягивающуюся туманной дымкой даль. Потом он медленно натянул халат, привычно завязал тесемки и пошел в амбар. Нужно было продолжать обрабатывать раненых.
7. С МИРУ ПО НИТКЕ…
По обычно сонным зеленым улочкам Кучакова нескончаемо двигались повозки. Перестук колес, скрип стареньких, запряженных волами возов смешивался со стонами раненых, выкриками возниц, понукавших усталых животных. Выбегавшие из хат бабы жалостливо глядели на скорбное шествие с тайной надеждой: «Может, и мой где-нибудь тут?» От двора к двору неслось.
— Родненькие!
— Страдальцы!
— Шо ж воны с вами сробыли, проклятущие!..
Бабы совали красноармейцам яйца, лепешки, куски сала, а чаще выносили крынки с молоком, ковшики с водой.
В глазах рябило от окровавленных повязок. Мест на подводах всем не хватало. Те, кто хоть как-то был в состоянии двигаться, ковылял следом, вцепившись в края брички.
Второй день текла по селу река человеческих страданий. У церкви, где скрещивалось несколько дорог, она разветвлялась на тропки, бежавшие в разных направлениях и упиравшиеся в дома сельчан. Одна за другой заполнялись хаты. Потеснив своих, крестьяне старались освободить для бойцов как можно больше места.
В «куркульской» избе Ирины Расич уместилось шесть человек. У Ольги Комащенко тоже шестеро. Григорий Тригубенко сумел пристроить четверых — больше не вместилось. Ганна Семеновна взяла к себе троих.
И так везде. В селе не оставалось хаты, где бы не приютили раненых воинов. Укладывали в горницах на парадной кровати и прямо на пол, на печах и на сеновалах, во флигелях и даже в банях. Но мест катастрофически не хватало. И Горунович, окончательно растерявшись, сказала мужу:
— Ума не приложу, Иван, что делать дальше. С двадцати возов уже разместили около ста человек. А в Артемовне, сам видел, раза в три больше наберется.
Никто ее не уполномочивал, тем более не заставлял возиться с ранеными. Но в селе не было других медиков, и не оказать покалеченным бойцам Красной Армии посильную квалифицированную помощь Евдокия Степановна не могла. Она считала себя в ответе за все происходящее. Людей следовало разместить, напоить, накормить, организовать за ними уход. А как это сделать, Евдокия Степановна представляла себе пока смутно.