— А вы, Ольга Кирилловна, не согласитесь быть процедурной сестрой?
— Ой, что вы! Я не умею…
— Не отказывайся, Оля, — сказала Сара, обнимая девушку за плечи. — Доктор Поповьянц набирает штат Кучаковского госпиталя. Небольшая подготовка у тебя есть. Остальному научим. Практика, как ты понимаешь, у нас будет обширная.
Раненый, о котором шла речь, лежал в каменном здании школы возле окна и уже не стонал, а хрипел. Глаза закрыты, дыхание тяжелое, прерывистое. На щеках багровые пятна.
Поповьянц снял с ноги повязку, машинально отметив, что наложение шины сделано не совсем грамотно: в местах костных выступов не было положенных в таких случаях ватных прокладок. Ранение было осколочным. Бедро сильно отекло, кожа стала синюшной.
Сзади подошел Гришмановский, заглянул через плечо и все понял.
«Газовая гангрена, — подумал Поповьянц, — ногу не спасти». Он поднялся с колен и, взяв моряка под руку, увлек в сторону.
— Надо оперировать, — сказал тихо, — иначе… — Он не продолжил фразы, но и без слов все было понятно.
— А чем? Ни пилки, ни скальпеля, ни шелка…
Неуверенность, прозвучавшая в словах Гришмановского, задела горячего по натуре Поповьянца. Вскинув голову, он в упор посмотрел на собеседника. Конечно, ему не так много лет, но кое в чем он давно научился разбираться.
Моряк взгляда не отвел. Глубоко посаженные глаза его сощурились и стали серыми, точно их присыпали пеплом.
— Вы что-то хотели возразить, коллега? — спросил он.
— Я хотел сказать, что для операций действительно нужны соответствующие условия и хотя бы минимальный набор хирургических инструментов.
— А если нет ни того, ни другого? — ехидно спросил Гришмановский.
Поповьянц разозлился окончательно. Как же Гришмановский намерен действовать дальше? Собрать людей, свезти их под крышу и уложить на солому — только часть дела. И не самая главная. Не сидеть же, сложа руки, в ожидании манны небесной? Рафаэль мог бы, конечно, добавить, что у него нет не только необходимых инструментов, но и нужного опыта. Хирург с годичным стажем… В мирных условиях его ни к одной самостоятельной серьезной операции не допустили бы. Но сейчас обстоятельства необычные. Они даже не на фронте, а в тылу врага…
— Мы, кажется, распределили обязанности, Афанасий Васильевич, — сурово сказал Поповьянц, и было странное несоответствие между молодостью говорившего и уверенностью, звучавшей в его словах. — Разошлите крестьян во все концы и обязательно к Артемовке. Пусть ищут в санитарных машинах любые медикаменты. А я уж пока как-нибудь выкручусь…
Глаза Гришмановского потеплели, в голосе прозвучало уважение:
— Прости, Рафаэль! Прости, я подумал… Впрочем, не все ли равно, что я подумал. Ты здесь главный и пока единственный хирург. Действуй!..
Подозвав Ольгу Комащенко, Поповьянц дал ей задание найти нитки и иголки.
— Какие? — недоверчиво переспросила Ольга, слышавшая разговор врачей.
— Самые обычные, портняжные. И еще пилу… Желательно лучковую. Поняла? Беги…
Сара липших вопросов не задавала. Лишь задумчиво сказала, что пока не придумала, как быть с автоклавом.
— Попроси у местных женщин котел размером побольше. Продрай с песочком… Чем не стерилизатор? Поспрашивай у стариков бритву. Кто-нибудь наверняка имеет. Простую опасную бритву… Ее тоже в котел.
Увидев Олексиенко, сидевшего возле школы, Рафаэль окликнул его:
— На вас, Марк Ипполитович, возложены обязанности завхоза. Правильно?
— Навроде того, — не без гордости отозвался Олексиенко.
— Мне нужен самогон. Много самогона. Достанете?
— Потукаем, — пробормотал ошарашенный Олексиенко. — Для сугрева, значит? Это мы понимаем…
Рафаэль улыбнулся. Не хотелось разочаровывать деда, но врать было ни к чему.
— Нет, Марк Ипполитович, первачок нужен в сугубо медицинских целях. Вместо спирта. Позаботьтесь, пожалуйста, о его постоянном запасе.
Через два часа все было готово. Поповьянц тщательно вымыл руки, продезинфицировал их самогоном и в сопровождении Сары шагнул в маленький класс-операционную, где на столе лежал раненый. Так началась его первая операция в Кучаковском госпитале.
Гришмановский терпеливо ждал. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что он волнуется и тревожится за исход ампутации. Сидит человек на крыльце, беспечно помахивает прутиком, точно ему больше делать нечего. Во рту цигарка, фуражка сбита на затылок.
Военврач умел держать себя в руках, но он более чем кто-либо другой понимал, насколько важна для них эта первая операция. Успех Поповьянца вселит в раненых надежду на исцеление, поднимет жизненный тонус, поможет выздоровлению. И наоборот, если хирурга постигнет неудача, сам факт этот посеет в душах уныние и безысходность. Да и сам Поповьянц еще слишком молод, чтобы не поддаться сомнениям в собственных способностях. И тогда будет совсем худо.