Заноза, конечно, рассуждал примитивно. Но ведь не зря фашисты объявили Украину протекторатом, поставили над ней гауляйтера Коха и некоторое послабление жителям дали. Поэтому, наверное, и госпиталь не рушат. Пока…
Полицаи уже наведывались в школу. Особенно активен Павло Скакун. Выслуживаясь перед немцами, повсюду сует свой нос. Но девчата на стреме, дали этому типу однажды добрый отпор. Варвара Соляник такой шум подняла… Смелая дивчина, пальца в рот не клади. Впрочем, и другие готовы глаза выцарапать всякому, кто на раненых бойцов покушается.
Замечательные у госпиталя помощницы. Почти из каждого двора есть свои полномочные представители. Одни сестрами работают, другие нянечками, третьи продукты достают…
Позади легонько скрипнула дверь. На крыльцо вышла Валя Голубь. Бледная, похудевшая, она едва держалась на ногах. Неделю назад девушка простудилась, но не сразу приняла меры. А сейчас у нее температура под сорок, надрывный кашель, в груди — хрипы. Явное воспаление легких.
— Ты почему вышла? — всполошился Гришмановский. — Я же тебе категорически запретил вставать!
— Мне уже легче, — слабо улыбнулась Валя. — Вы ушли, одной лежать надоело. Вот взгляну на вас, хлебну глоток свежего воздуха и лягу…
— Нельзя тебе! — воскликнул не на шутку встревоженный Гришмановский. — Сейчас же в постель!..
Странные сложились между ними отношения. Поначалу Гришмановский ничего, кроме жалости, к девушке не испытывал. Когда уговаривал отступать вместе, думал: без защиты пропадет. Но шли дни, и его отношение к Вале стало постепенно меняться. Афанасий Васильевич по-прежнему держался с медсестрой подчеркнуто строго, ничего лишнего себе не позволял, но в глубине души стал испытывать к ней какое-то особое расположение. Заметил, что смотрит на девушку с нежностью. Так захотелось приласкать ее, прижать к груди.
С начала войны он не знал близости с женщиной и, как мужик вполне здоровый, горячий, уже ощущал по ночам тайное томление. Но Валя была просто доброй подружкой, а он для нее оставался старшим, умудренным жизнью товарищем, которого девушка беспрекословно слушалась. Афанасий Васильевич заботился о Вале, старался облегчить ей жизнь, помогал скрашивать неудобства военного быта. Но жизнь брала свое, и обстоятельства тому способствовали. Они жили в одной избе, и дома и в госпитале были почти все время рядом. Валя становилась необходимой, однако Афанасий Васильевич и мысли не допускал, что отношения могут измениться. Первый шаг сделала Валя.
Однажды поздним вечером оба сидели у него и пили чай, отдыхая после напряженного госпитального дня. И вдруг Валя спросила:
— Где ваша семья, Афанасий Васильевич?
— Понятия не имею, — признался Гришмановский, несколько удивленный вопросом. — Потерял все концы. Жена уехала из Морши с первым эшелоном.
— И вас бросила? — изумилась Валя.
— Что значит бросила? — возразил Гришмановский. — Женам офицеров помогали эвакуироваться. Оставаться смысла не имело.
Валя посмотрела на него задумчиво. Синие глаза, от которых он порой не мог оторвать взгляда, подернулись грустью.
— Я бы ни за что не уехала, — тихо сказала она. — Коли муж люб, можно ли его бросать…
— Так война, — объяснил он. — Понимаешь, война — дело мужское. Место женщины в тылу. Да и приказ был…
— Какой может быть приказ, — отмахнулась Валя, и глаза ее потемнели. — Жене всегда дело на фронте найдется, если она того пожелает.
— У моей жены не было медицинского образования, — возразил Гришмановский не очень уверенно.
Валя ответила не сразу. Обхватив плечи руками, словно внезапно озябнув, она убежденно сказала:
— Вы зря жинку свою защищаете. Ничего, кроме желания, не требуется, чтобы стать нянечкой либо санитаркой.
— Ты права в главном, Валюша, — решился на откровенность Гришмановский. — Мы с женой последний год неладно жили. Разные оказались, вот и разъехались, как только беда пришла.
— О чем же тогда жалеть? — спросила Валя, заглядывая собеседнику в лицо. — Вы теперь, можно считать, свободны от всех обязательств.
Гришмановский покосился на девушку с недоумением.
— Это ничего не меняет. Война не разбирает, женат ты, холост или вдовец, — всех уравнивает перед Богом и судьбой…
Они еще долго сидели молча, забыв об остывшем чае. Потом Валя встала и вышла из комнаты какая-то притихшая, ни слова не сказав на прощание. А он долго не мог заснуть, ощущая непонятное волнение.