Выбрать главу
Мне грустно и легко; печаль моя светла; Печаль моя полна тобою…

Вы помните, Василий Сергеевич, как пролетал над нашей Федоровкой спутник? Мы выбежали с Вами за ворота, на улицу, и здорово промерзли, пока дождались его. А он, маленькая и очень яркая звездочка, быстро проплыл над нами. Мне было даже обидно, что он так быстро исчез. Вы тогда сказали: «Вот на что способен человек. Когда-нибудь спутники станут явлением обычным, как тракторы на федоровских полях, а пока это удивительно». И еще Вы сказали, что на такие дела способны только великие мечтатели. Мне тоже очень, очень хочется быть великой мечтательницей, такой же, как Вы. О да, Василий Сергеевич, Вы тоже великий мечтатель. У Вас есть большая цель в жизни и у меня она тоже будет.

А помните, как мы бегали с вами по утрам на речку умываться? Вчера я была там, на берегу. Теперь льдом сковало речку, и скоро, очень скоро выпадет снег. Скорей бы! Мы будем с вами бегать на лыжах. Вы знаете, как хорошо в степи зимой: кругом, куда ни глянь, белым-бело, и мы с вами вдвоем среди безбрежного снежного моря…»

Неожиданно прогремел звонок. Татьяна вздрогнула и быстро смешала тетрадь Иринки с другими тетрадями…

В учительской было шумновато. Молоденькая учительница географии Жанна Мазур горячо продолжала нескончаемый спор с таким же молодым учителем математики о роли наглядных пособий. И хотя у них не было почти никаких разногласий в этом вопросе, они все-таки спорили…

— Удивительно, Татьяна Семеновна, поразительно, — обращался к Тобольцевой учитель химии — седой, очень подвижный старичок в очках. — С седьмого класса Ирина Кучеренко у меня на тройках шла, а теперь я вынужден ставить ей пятерки!

— У меня такое же положение, — вставил физик.

— Не знаю, как она шла по математике раньше, а сейчас очень старается. Я бы даже сказал влюблена в математику.

— Кучеренко влюблена в географию, — тут же возразила молоденькая учительница. — Это ясно!

«Ничего вам не ясно, Жанна Сидоровна», — подумала Тобольцева.

— Секрет ее успеха прост: повзрослела, взялась за ум, понимая, что в вуз конкурсы большие, что знания нужны основательные, — уверенно заявил химик.

«Причина ее успеха совсем другая, Сергей Николаевич», — мысленно возразила ему Татьяна.

Из головы не выходило письмо Иринки. Конечно, разумом Татьяна понимала, что между доктором и десятиклассницей не может быть ничего общего, что Василий знать не знает о девичьих письмах, да и сама Иринка едва ли отдает себе отчет в том, что делает. Но к разуму, как назло, примешивалось другое чувство, и оно бередило сердце. Если бы Иринка написала кому-то другому, а то ведь письмо адресовано Василию… Тобольцева успокаивала себя тем, что девушки Иринкиного возраста часто пишут подобные письма. Разве сама она, Тобольцева, не писала? Писала Антонову, писала и уничтожала написанное. Но ведь Антонов — другое дело, они — ровесники…

Ей сейчас не давала покоя мысль: как поступить? Быть может, осторожно поговорить с Иринкой? Но что будет с девушкой, если она узнает, что ее тайна раскрыта? Может быть, сказать Василию? Нет, он не должен знать.

После раздумий Татьяна решила делать вид, будто никакого письма не читала…

Десятиклассники стоя встретили учительницу, и вдруг к доске вышла Иринка.

— Дорогая Татьяна Семеновна, — торжественным голосом начала она, — разрешите от имени нашего класса от всей души поздравить вас с днем рождения и пожелать вам успеха и самого большого, светлого счастья!

«А ведь она совсем взрослая и хороша собой», — думала Татьяна, слушая поздравления. Раньше она как-то не замечала этого…

…В тот же вечер продавщица Маша специально поджидала, когда Татьяна выйдет за водой к колодцу, и дождалась. Живо схватив пустые ведра, она кинулась на улицу.

— Добрый вечер, Танечка, — поприветствовала она у колодца Тобольцеву.

— Здравствуй, — вежливо ответила та.

— Разреши поздравить тебя с днем рождения.

— Спасибо.

— Говорят, у тебя сегодня грандиозный бал?

— Говорят. А что?