— А действительно, товарищи, почему бы нам не принять самое живое участие в сельской самодеятельности, — поддержал Василий учительницу младших классов. — Виктор Максимович, как вы думаете?
Математик посматривал то на доктора, то на Жанну Мазур, и было заметно, что мысли его раздвоились, и он не знает, к какому берегу пристать. Но вдруг, ударив по струнам гитары, горячо произнес:
— Думаю, правильно! Можем поддержать сельскую самодеятельность, только, чур, никому не отказываться!
У Моргуна был заведен такой порядок: если кто-то из врачей приезжал по делам в Заречное, он требовал, чтобы каждый непременно заходил в больницу и побывал бы в рентгеновском кабинете, в лаборатории, а то и в операционной. Часто он просил Орловскую, чтобы та специально приглашала врачей на операции, — пусть, дескать, смотрят, учатся.
Нередко приезжал в Заречное Борис Михайлович. Зная порядок Моргуна, он не упускал случая и всякий раз наведывался в больницу.
Как-то Филипп Маркович поинтересовался, как, мол, поживает Федоровка.
— Как всегда — отлично! У доктора Донцова обнаружилась вторая специальность… Посмотрели бы вы, как он выступает на сцене… Он теперь больше в клубе, чем в операционной, и сестер потянул за собою в самодеятельность. Что поделаешь, увлечение… молодость… — говорил Борис Михайлович.
— Клуб — это хорошо, но больницу забывать не следовало бы доктору Донцову, — хмуро заметил Моргун.
— Да вы не беспокойтесь, Филипп Маркович, больные без помощи не остаются. Помните, я когда-то один справлялся…
Хотя нелегко было теперь ездить по району, — дороги занесло снегом, — но Моргун решил сегодня во что бы то ни стало пробиться в Федоровку. Надеясь на мастерство опытного шофера, он сидел сейчас в кабине санитарной машины, и беспокойные мысли упрямо бередили его сердце. Из головы не выходили слова Лапина: «Донцов больше занят клубом, чем операционной…»
По мнению Филиппа Марковича, именно сейчас, когда рискованно отправлять больных в районную больницу и не всегда из-за метелей можно воспользоваться санитарной авиацией, сельские врачи в глубинках должны работать еще вдумчивей и больше надеяться на свои силы.
В неоглядной степи даже при самом слабом ветре метет и метет неутомимая поземка. По дороге, видимо, недавно прошел трактор с тяжелым угольником, расчищая путь, но вслед за ним, как бы в насмешку, вырастали снова снежные гребни, и санитарная машина, сердито урча мотором, с трудом двигалась по сыпучему белому месиву.
— Ничего, Филипп Маркович, доедем, — успокаивал Моргуна сноровистый водитель.
Но не эта трудная дорога тревожила сейчас главного врача района. Он продолжал думать о словах Лапина, о Донцове и еще думал он о письмах, которые получил на днях. Письма обвиняли федоровского хирурга в грубости, в нечестном отношении к работе врача. Ничего не скажешь, обвинения серьезные, и Филипп Маркович не на шутку всполошился. Никогда прежде не получал он подобных писем, хотя в районе трудилось не мало врачей. Нужно было во всем разобраться и принять самые решительные меры. Да, да, самые решительные…
Моргун уже давно присматривался к Донцову, бывал у него на операциях, на амбулаторных приемах и ничего того, в чем обвиняли письма, не замечал. Больше того, федоровский хирург вызывал симпатию и рассудительностью, и заботливым отношением к больным, и разумной смелостью. Чего стоил, например, случай с шофером Кузнецовым — хирург выходил парня, и тот снова работает в Зареченской автоколонне.
Когда Моргун познакомил с письмами Орловскую, та возмутилась и с гневом бросила, что все эти письма — дикая ложь, что Донцов человек честный и порядочный.
«Да, да, честный и порядочный… А факты? Куда денешь факты, Галина Николаевна», — в мыслях спорил он сейчас с Орловской. А в письмах факты были…
Моргун всегда придерживался пословицы: «Нет дыма без огня». Значит, что-то есть, значит, где-то Донцов набедокурил.
…Борис Михайлович не ожидал в этот день начальства и, увидев районную санитарную машину, подкатившую к больнице, в первую минуту растерялся: что привело сюда Моргуна? Но, подавив растерянность, он выбежал на крыльцо и радушно встретил Филиппа Марковича, доложил о больничных делах и был немало удивлен, когда гость ни с того, ни с сего потребовал операционный журнал.
Моргун рассуждал приблизительно так: если хирург в самом деле больше занят художественной самодеятельностью и совсем забыл операционную, это очень легко выяснить по журналу.
В журнале оказались подробные записи о недавних оперативных вмешательствах. За последние две недели хирург произвел четыре операции, среди которых одна была сложной, полостной.