— Завтра, дружище, подзаймемся, а сегодня, извини, минутки свободной нет.
Не всегда Василию удавалось бывать на репетициях, и в драмкружке уже начинали ворчать на недисциплинированного доктора, который то опаздывал, то совсем не являлся. В прошлый раз, например, только собрался он идти в клуб, а Борис Михайлович ему:
— Давай-ка, дружище, проедем по зимовкам. Ты поезжай в Ташлинку, а я отправлюсь в Нижнюю Вязовку. Посмотри, как там животноводы.
— Я не могу: у меня репетиция, — возразил Василий.
— Репетиция? Что же ты мне раньше не сказал? Можно было бы съездить вчера. Как нехорошо получилось, а ехать нужно, дружище. Сам понимаешь — Моргун потребует отчет. Надо учесть и другое — завтра партийное собрание, может быть, выступать придется, так что мы должны быть во всеоружии. Поезжай, дружище, лошадка ждет тебя…
И Василий поехал. Репетиция — репетицией, а работа все-таки — главное.
Сегодня в больницу позвонили по телефону — просят врача, а Василию, как на грех, нужно было спешить в клуб. Бросился он к Лапину, чтобы тот поехал на вызов, но ни в больнице, ни дома Бориса Михайловича не оказалось.
— Чего убиваетесь, Василий Сергеевич. Съезжу я сейчас, и дело с концом, — вызвался Корней Лукич.
— Только, пожалуйста, сразу позвоните мне, что там такое. Я буду в клубе, — попросил Василий.
Корней Лукич запряг лошадку и только было выехал за ворота — навстречу главврач.
— Куда это вы? На вызов? Товарищ Глыбин, я вас уже предупреждал: не фельдшерское это дело. Больных на дому обслуживает врач.
— Ну что ж, садитесь, вместе съездим, — с легкой иронией предложил старый фельдшер.
— С Донцовым поедете.
— А по-моему, чем кивать на другого, уж лучше самому. На душе спокойнее будет, — опять иронически молвил Корней Лукич.
— Распрягайте лошадь и занимайтесь своим делом! — повысил голос Борис Михайлович.
— Вы на меня, Борис Михайлович, не кричите, слава богу, я пережил в этой больнице десять главных врачей, будет на моем веку и одиннадцатый.
Корней Лукич дернул вожжами, и послушная Молния бодрой рысцой двинулась в путь.
Лапин чертыхнулся по адресу старого фельдшера, сжал кулаки. Ему хотелось догнать Глыбина и вышвырнуть его из санок. Он даже застонал, чувствуя свое бессилие… А что поделаешь с этим Глыбиным? Объявить выговор? Да разве доймешь его выговорами… Отстранить от работы и позвонить Моргуну — снят, дескать, за невыполнение распоряжений, но Моргун опять скажет: «Не торопитесь. Приеду, разберусь…» Вот это «разберусь» всегда бросало Бориса Михайловича в лютый гнев. Он знал, что Моргун считает Глыбина ветераном здравоохранения и намерен представить старого фельдшера к правительственной награде за долголетнюю работу в сельской больнице. А ему, Лапину, осточертел этот непокорный и ершистый ветеран, который вел себя независимо и гордо, как хозяин, и мнения свои высказывал открыто.
«Ну, погоди, погоди, доберусь я до тебя», — грозил главврач.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
К новогоднему концерту в кружке готовились увлеченно. Жанна Мазур даже на переменах в учительской говорила о предстоящем концерте. Впрочем, говорили о нем всюду: и в правлении колхоза, и в сельском Совете, и в конторе МТС, и даже в домах колхозников. На репетиции стекалось столько любопытных зрителей, что приходилось упрашивать их запастись терпением и не мешать артистам.
Завернувший однажды в клуб Корней Лукич не ушел до конца репетиции, а потом говорил Василию:
— Вот ведь сколько талантов кроется в народе, и плясуны, и певцы, ничего не скажешь — молодцы!
Как-то возвращаясь домой после репетиции, Татьяна повторила Василию опасения Антонова, что доктора могут вызвать с концерта на срочную операцию.
— Типун тебе на язык, Танечка! — замахал руками Василий.
— Но ведь может такое случиться?
— Может… Но будем надеяться, не случится.
— И когда вы, доктора, ликвидируете все болезни, чтобы жил человек, не боясь всяких тифов, гриппа, гипертонии, а врачей не вызывали по вечерам в больницу, — полушутя заметила Татьяна.
— Далеко шагаешь, Танечка, очень далеко.
— Фантазирую о невозможном?
— Наоборот! Наступит такое время. Наша наука саженными шагами идет вперед. Когда-то даже великий Пирогов, боялся, например, вскрывать брюшную полость, а сейчас в любой сельской больнице вскрывают и не страшатся за судьбу человека. А представь себе, что будет через пятьдесят, через сто лет: люди забудут о многих болезнях, которые еще уносят миллионы молодых жизней. Будут ликвидированы инфекции, врачи найдут способы лечения всех заболеваний сердца, нервной системы, овладеют методикой пересадки тканей и целых органов. Пересадка станет такой же обыденной вещью, как переливание крови. Возможности медицины беспредельны. Представь себе Федоровку в 1999 году… Работает здесь молодой врач-хирург…