— Времени совсем не оставалось.
— Всему виной, следовательно, фактор времени? — Казанский помолчал немного, потом с укором добавил: — К сожалению, любят некоторые козырнуть этим фактором, чтобы прикрыть свою леность.
— Да неужели каждому врачу обязательно нужно думать о научной работе, о диссертации, — с обидой возразил Василий. — Мне, например, кажется, что можно быть хорошим, даже очень хорошим хирургом без всяких научных степеней. Я видел таких…
Профессор одобрительно улыбнулся.
«Нет, не ошибся я в Донцове, — думал он. — Не напрасно ратовал за него. Такой не полезет нахрапом в науку, а уж если придет, то с пользой для медицины».
На столе затрещал телефон.
— Галочка? Разве уже прошло полчаса? Извини, заговорились. Едем, сейчас же едем.
Василий не напрасно приехал на два дня раньше открытия съезда. За эти дни ему хотелось сделать многое: и побывать в клинике на обходе профессора, и поассистировать на операции опытному хирургу; и посмотреть книжные новинки в областной медицинской библиотеке, и кое-что купить в книжном магазине, а вечером, конечно, побывать в театре.
Ему повезло: на следующее утро в клинике была врачебная конференция. Василий увидел всех знакомых врачей и почувствовал себя в их среде, как в родной семье, ему даже стало жаль, что придется покинуть эту дружную, умную семью и снова отправиться в далекую, занесенную снегом Федоровку. Врачи наперебой расспрашивали его о сельской больнице, но он рассказывал о ней с неохотой, потому что самому хотелось слушать, видеть, узнавать.
Съезд врачей открывался в колонном зале Дома Советов. Василий развернул программу работы съезда и не поверил своим глазам: его фамилия в программе была вычеркнута жирной фиолетовой линией. Сперва ему показалось, что это случайность, что в других программах он значится докладчиком, но вдруг подошел мрачный, как туча, Моргун.
— Вы отказались от доклада? — сердито спросил он.
— Нет, не отказывался.
Подбежала расстроенная Орловская.
— Филипп Маркович, объясни, в чем дело, почему Василий Сергеевич вычеркнут?
— А черт их знает, — быстро и зло сказал Моргун. — Придется выяснить у Шубина, что-то они смудрили.
Но выяснить ему не удалось: раздался звонок, и съезд начал работу.
С краткой вступительной речью к делегатам обратился заведующий облздравотделом Шубин. Он рассказал о достижениях области в сельском хозяйстве, промышленности, сообщил о новых больницах, амбулаториях, открытых за последнее пятилетие, назвал имена лучших сельских врачей и среди них Бориса Михайловича Лапина.
— Врач, представитель трудовой народной интеллигенции, должен быть человеком чутким, внимательным, он обязан высоко держать честь своего звания и дорожить доверием Родины, — говорил Шубин. — Но, к сожалению, товарищи, у нас еще есть врачи, которые своим поведением, своим отношением к труду пятнают почетное звание советского медицинского работника!
Василий, конечно, даже подумать не мог, что последние слова брошены в его адрес. Он рассеянно слушал областное начальство, а из головы не выходила докучливая мысль: «Что случилось? Почему кто-то решил вычеркнуть меня из числа докладчиков?». Ему было обидно и не потому, что хотелось блеснуть красноречием или удивить врачей докладом, нет, было неловко перед профессором, который столько говорил о его будущем выступлении, и, наконец, было жаль времени, затраченного на подготовку к докладу.
«И чего это я мучаюсь из-за какого-то выступления. Куда полезней послушать других, — успокаивал себя Василий. — По всей вероятности, начальство экономит время, докладчиков и без меня хватает…»
Во время перерыва он увидел, как Моргун подошел к Шубину. По их жестам нетрудно было догадаться, что они о чем-то горячо спорят. Моргун, тыча пальцем в программу, что-то требовал, а Шубин отмахивался и, видимо, твердо стоял на своем.
— Хотя Шубин не согласился, но вы обязательно выступите, — решительно заявил Моргун, подходя к Василию.
— Да в конце концов, что там стряслось? — спросила Орловская.
— Не посмотрят в святцы, и в колокол бух, — осуждающе бросил Филипп Маркович. — Не разобрались, не проверили, а принимают решение!
— В чем не разобрались? Чего не проверили? Ты говоришь загадками, — волновалась Орловская.
— Загадку мы решим потом.
Василия как-то не встревожила эта «загадка», и он даже не понимал, почему вдруг Моргун и Орловская так близко принимают к сердцу это неожиданное событие? Останется непрочитанным доклад? Ну и что же?