На съезде Василий встретил много знакомых врачей, с которыми учился когда-то, и на перерывах разговорам не было конца. Бывшие однокурсники горячо рассказывали о своих делах, Василий не оставлял в тайне свои, и часто можно было слышать:
— А помнишь Вовку Кутина? Диссертацию защитил!
— А помнишь Женьку Щербину? Психиатром стал!
— А помнишь Галку Смоленскую? На Сахалине!
И это «а помнишь» повторялось без счета, потому что знакомых однокурсников было много, разъехались они по всей стране, и у каждого — своя судьба…
В последний день работы съезда Василию сообщили: к пяти вечера его вызывает заведующий облздравотделом.
Какая-то смутная тревога бередила душу: зачем? Для какой цели вызывает его областное начальство? Не чувствуя за собой никаких тяжких грехов, он с легким сердцем появился в назначенный час в приемной.
Молоденькая миловидная секретарша предупредила доктора, что заведующий пока занят, и предложила подождать минуточку.
Василий взял со стола секретарши свежий номер «Крокодила», но листал журнал без интереса, даже остроумные подписи под карикатурами, которые в другое время вызывали смех, сейчас почему-то почти не веселили его.
Василий нетерпеливо поглядывал на коричневую клеенчатую дверь, за которой слышался приглушенный голос Шубина. Шубин, видимо, с кем-то говорил по телефону.
В приемной раздался мелодичный негромкий звонок. Секретарша встрепенулась.
— Заходите, — сказала она и почему-то сочувственно посмотрела на молодого симпатичного доктора.
Василий вошел в знакомый просторный кабинет.
Шубин — человек по натуре хмурый и неприветливый — ответил на приветствие сельского врача едва заметным кивком головы. Он молча раздавил в пустой пепельнице недокуренную папиросу и положил на стол крепко сжатый увесистый кулак, будто напоминал подчиненному о своей власти и силе.
— Садитесь, товарищ Донцов. Расскажите, как живется, как работается в Федоровке, — холодно попросил он.
Тон заведующего не предвещал ничего утешительного, это Василий понял сразу и только не мог разгадать, чем вызвана такая холодность.
«Неужели Шубин еще помнит, как в этом кабинете я отказывался ехать в район», — подумал Василий и вслух ответил:
— Живу и работаю, как все…
— А если поточнее выразиться.
— Я не знаю, что вас интересует.
— Все, решительно все: и ваши операции, и ваше поведение, и даже то, почему в амбулатории в вашем рабочем столе находят вино…
— Простите, я не понимаю, о чем идет речь? — искренне удивился Василий.
— Вот и плохо, товарищ Донцов, плохо, что вы не понимаете. Представьте себе, я тоже не понимаю, с каких это пор стол врача, его рабочее место, превратился в хранилище для спиртного. Я тоже не понимаю, откуда у вас, у молодого врача, появилась эта червоточинка — наплевательское отношение к долгу врача? Разве этому вас учили в институте, в ординатуре? — Шубин говорил в обычной для него манере — медленно растягивая слова, не повышая голоса. А Василию казалось, будто слышит он оскорбительный крик, будто в сердце забивают ржавые гвозди — один… второй… третий… Сразу пересохло во рту, и язык вдруг сделался шершавым, неповоротливым, словно чужим.
«Так вот она, эта «загадка», о которой говорил Моргун, которая всполошила Орловскую, вот почему я был вычеркнут из списка докладчиков», — лихорадочно пронеслось в голове Василия.
Он потянулся за графином с водой, чувствуя, что сейчас может наговорить заведующему ворох несусветных дерзостей, потому что все в нем восставало против нелепых, но серьезных обвинений. Речь шла о том, чем так дорожил Василий, — о чести врача.
А Шубин все тем же тоном продолжал:
— В области работают сотни врачей и, представьте себе, ни на кого из них нет жалоб, только на врача Донцова пишут и мне, и в обком, и в «Правду». Вот полюбуйтесь, — он выдвинул ящик стола и достал оттуда пачку бумаг. — Чем вы это объясните? Я вас, Донцов, спрашиваю. Почему вы, не успев приехать в село, решили вырубить больничный сад? Люди берегут каждое деревце, а вы губите зеленые насаждения.
— Это неправда! Вы приезжайте, товарищ Шубин, и посмотрите сами — больничный сад на месте, зеленые насаждения живы и здоровы! — горячо возразил Василий.
— Я помню, с каким нежеланием вы ехали в сельскую больницу и как бежали к профессору Казанскому за поддержкой, — продолжал Шубин, не слушая доктора. — Теперь любыми путями хотите удрать? Не выйдет, Донцов. Не хотите работать? Другого найдем, более честного. Но едва ли кто в области согласится потом принять вас на работу. — Шубин вышел из-за стола, взял с тумбочки пухлую подшивку «Медицинского вестника», положил ее перед Василием и, листая, говорил: — Полюбуйтесь, что писали о федоровской больнице. Вам знаком этот очерк?