Иногда он отчаивался, и в голову закрадывалась мысль, что это не его дело, что книги должны писать другие, но в ушах явственно слышались слова профессора Казанского: «Если вы расскажете о ваших больных, вы сотворите большое дело…». Но это «большое дело» пока не клеилось.
Василий остановился у дома продавщицы Маши. В окнах сиял свет. На какое-то мгновение им овладело желание пойти к ней. Однажды в магазине она тихонько сказала ему: «Хоть я ужасно злопамятная и не прощаю обид, но приходите…». Он не шел. А сейчас? Кто мешает ему? Маша, конечно, встретит как положено…
«Нет, нет, даже одна эта мысль оскорбляет мое чувство к Татьяне».
«К Татьяне? Но к ней ходит Антонов».
«И все равно нет!» — скрипя снегом, Василий так быстро шел по улице, точно кто-то гнался за ним.
Дома Иринка встретила Василия Сергеевича радостным возгласом:
— Вот хорошо, что вы пришли! Я хотела обратиться к вам за советом!
— Иринушка, да ты хоть дай человеку-то пальто снять, — с укором сказала бабушка.
Девушка отмахнулась: и что ты, дескать, понимаешь.
— Иринка, принеси-ка спички, — попросил Василий.
Иринка вбежала к нему в темную комнату.
— На столе рядом с лампой лежат. Это я положила, чтобы долго не искать и сразу подать сигнал, если придут за вами из больницы. Но никто не приходил, — говорила девушка, зажигая лампу.
Сняв пальто, Василий присел к столу и без особой заинтересованности спросил:
— Какой же тебе нужен совет?
— Ой, Василий Сергеевич, просто не знаю, что делать. Нам Татьяна Семеновна дала домашнее задание — написать сочинение на тему: «Моя любимая книга из новинок советской литературы».
— Сложная штука: книг-то вышло много.
— Вот я и говорю много! И никак не могу придумать, о чем писать. Наша Татьяна Семеновна любит давать очень трудные домашние задания, — пожаловалась девушка.
Василий грустно улыбнулся: да, да, Иринка права… Вот и он тоже получил нелегкое домашнее задание — думать о Татьяне, тосковать о ней и теряться в догадках: что произошло? Почему вдруг она стала избегать встреч с ним?
— О какой бы, например, вы книжке написали? — допытывалась Иринка, не зная, что творится на душе у доктора. — Я сперва думала о «Журбиных», но об этой книге собираются многие писать, да и вышла она давно, а мне хочется что-то очень новое, оригинальное.
Занятый своими думами, Василий не слушал. Иринка заметила это и капризно бросила:
— Вы меня совсем не слушаете и не хотите помочь…
Василий встрепенулся.
— Нет, нет, я слушаю и… думаю… Книжку, говоришь… Я бы на твоем месте написал о «Судьбе человека» Шолохова. — Такая мысль пришла ему неожиданно и теперь он ухватился за нее, доказывая: — Это небольшое по размеру произведение — самое большое событие в современной литературе. Судьба сильного, настоящего человека, которого ничто не сломило, здорово показана Шолоховым.
— Ой, и правда! — обрадовалась Иринка. — Ну как я сама не могла догадаться. Ведь недавно читала и плакала над этим рассказом…
— Татьяне Семеновне обязательно понравится твое сочинение.
— Да, конечно! Я постараюсь! — воскликнула Иринка и вдруг шепотом осторожно спросила: — Василий Сергеевич, а вы очень любите ее?
Не дожидаясь ответа, она с непонятным Василию вздохом сказала:
— Я вижу, я знаю — очень, — и выбежала из комнаты…
Раскрытая книга на столе ждала хозяина, а он, заложив руки за спину, торопливо шагал из угла в угол по комнате, чувствуя себя одиноким и забытым. У других людей все проще и понятней, другие более удачливы, а у него какая-то неразбериха…
Иногда Василий получал письма от бывших однокурсников, таких же молодых врачей, которые писали о том, что дела у них идут нормально… А что может написать он?