Иринка только что спрашивала, любит ли он Татьяну Семеновну? Да, любит! Ну и что же? Он любит, он готов сейчас бежать к ней, чтобы спросить, чтобы потребовать, наконец, объяснения. Василий и в самом деле хотел было сорвать с вешалки пальто, но тут же отбросил эту вздорную мысль… Ведь стоит ему только постучаться в знакомое окно, как снова на улицу выйдет хмурый Тобольцев и холодно скажет: «Спит» или «Занята», или «Дома нету»… Все это уже слышал Василий.
Да, слышал. Но он хочет слушать не Тобольцева, а Татьяну. Что скажет ему она?
Дня два назад Борис Михайлович говорил на пятиминутке, что в следующий четверг кому-то следует побывать в школе и проверить санитарное состояние, провести беседы с учениками о простудных заболеваниях. Кто именно отправится в школу, главврач не сказал, но сейчас Василий решил — пойдет он.
Василий бывал частым гостем в школе. Он вместе с Верой Богатыревой и Юлией Галкиной проводил медицинский осмотр, потом приходил на родительское собрание с лекцией о гигиене школьника (такую лекцию он читал как-то учителям).
Федоровские учителя относились к доктору по-приятельски просто и нередко тут же в учительской без стеснения обращались к нему за врачебными советами. А с тех пор, как в больницу положили Ваню Кудряшева и учителя ходили к нему заниматься, доктор для них стал вообще своим человеком. Они даже его поругивали, если Ваня по какой-то причине не выполнял задания.
Сегодня, увидев доктора в учительской, математик воскликнул:
— Внимание, товарищи, признайтесь, кто болен!
Учителя радушно здоровались с доктором, и только Татьяна, казалось, не обратила на него внимания и продолжала писать что-то за столом.
«Даже не взглянула», — отметил про себя Василий.
Математик завел речь о хоккеистах, уверяя доктора, что «Спартаковцы» непременно поколотят англичан, но в разговор вмешалась Жанна Мазур, и старое возобновилось: они горячо заспорили.
Звонок. Учителя заторопились на уроки.
— Татьяна Семеновна, в моем классе нет урока химии. Может быть, попросим Василия Сергеевича, чтобы он провел беседу, — обратился к завучу математик.
— Пожалуйста, — согласилась она.
— Отлично. Идем, Василий Сергеевич, — сказал математик и, не дав доктору опомниться, поволок его в класс — Ты знаешь, — говорил он, идя по коридору, — тебя детвора любит слушать. Уже половина класса мечтает быть хирургами…
Василий слушал рассеянно и думал о Татьяне. А вдруг она уйдет домой? Значит, приход его напрасен… И откуда навязался этот математик, но отказываться от беседы было неловко.
…Татьяна домой не ушла. Хотя уроки у нее кончились, в школе для завуча работа всегда найдется. И вот сейчас в опустевшей учительской она занялась было проверкой классных журналов первой смены, но записи учителей, их цифры-отметки расплывались и виделись ей как сквозь туман. Татьяна тряхнула головой, хотела сосредоточиться и — не могла. Растревоженным роем гудела голова от нахлынувших мыслей… Она думала о Василии, о том, что произошло. А произошло самое ужасное и непоправимое: тот, кого полюбила, кому верила, — обманул ее, оказался всего-навсего скучающим горожанином…
Когда-то, в детстве, Таня любила возиться на берегу реки в песочке. Она строила песочные домики, и вдруг кто-нибудь из мальчишек брызнет водой на ее строения, и они разваливаются… Что-то похожее было у Татьяны и теперь. Она строила свое радостное счастье, думала, что встретила того, единственного… Она не послушала увещеваний отца. Ее чувства были сильней родительских упреков. А что оказалось? Тот же песочный домик…
Мысли перебросились на Антонова. С детства тот был ее верным другом и защитником. Драчуны-мальчишки (Татьяне раньше казалось, что эти противные мальчишки специально созданы для того, чтобы обижать девочек: в школе — дергать за косички, на улице — колотить, на речке — не давать спокойно выкупаться) не смели тронуть Таню Тобольцеву. Не смели потому, что тут же, как из-под земли, вырастал Дмитрий. Правда, других девочек он тоже обижал, но то были другие девочки…
«И Василий, наверное, был драчуном, — подумала Татьяна, и тут же загасила мысль о нем. — Не думать, забыть навсегда, навсегда», — твердила она.
Отец в гневе говорил: «Доктор Донцов только о том и мечтает, как бы поскорее отбыть федоровскую ссылку и укатить в город к своей возлюбленной. Твое родное село он считает ссылкой! Теперь ты понимаешь, что это за фрукт?».
Теперь Татьяна понимала…
На днях ее встретила возле магазина Лариса Федоровна. На лице докторши блуждала добродушная улыбочка. «Ах, Татьяна Семеновна, давненько, давненько не видела я вас, хорошеете, вы, моя милая, на зависть хорошеете, — медовым голоском говорила она. — Даже мой Борис Михайлович и тот неравнодушен к вам, а уж о докторе Донцове и речи быть не может — увлечен вами. Только… дорого нам порой обходятся мужские увлечения, — притворно вздохнула докторша и вкрадчиво добавила: — Будьте поосторожней с Донцовым, а то к вам похаживает, а невесте в город письма шлет, к ней уехать собирается». — «И пусть уезжает, мне какое дело», — со злостью бросила Татьяна.