«Должен успеть, обязан успеть», — мысленно повторял он, все ускоряя и ускоряя шаг.
Когда Василий вбежал в амбулаторию, — увидел на кушетке окровавленного мальчика лет десяти-двенадцати.
Полчаса назад Коля Брагин — бойкий и шаловливый мальчишка — полез на крышу колхозного сарая, чтобы достать воробьиное гнездо, но сорвался и упал на борону. Острые зубья бороны прокололи в двух местах живот.
Даже по одному виду пострадавшего Василий понял, что случай очень серьезный. Лицо Коли мертвенно-бледное, перекошено от страшной боли, глаза полузакрыты. Обессиленный, он уже не мог кричать, а только тихо стонал.
Над мальчиком бестолково хлопотала перепуганная дежурная сестра Вера Богатырева, пытаясь остановить кровотечение, но бинт и вата мгновенно пропитывались кровью. Халат и руки сестры тоже были в крови.
Здесь же, в амбулатории, рыдала женщина — мать Коли. Увидев доктора, она бросилась к нему с протянутыми руками и сквозь рыданья бессвязно пролепетала:
— Миленький, родненький… спасите… сыночка спасите, Колюшку моего спасите…
Василий взял похолодавшую, почти безжизненную руку мальчика. Пульс еле прощупывался.
— Пи-и-и-ить, — с трудом выдавил из себя мальчик.
Вера схватила графин с водой, стоявший на столе, но Василий строго предупредил:
— Богатырева, оставьте воду!
— Пить, сыночек просит пить, — простонала мать и сама потянулась к графину. — Сейчас, сыночек, сейчас…
— Воду нельзя.
— Да как же? Пить он хочет… пить…
— Воду ему нельзя, — повторил Василий, забирая из рук женщины стакан. — Успокойтесь и доверьтесь нам. Мы все сделаем для вашего сына, — мягко продолжал он и кивнул санитарке, чтоб та увела ее.
Санитарка обняла Брагину за плечи и, что-то шепча, повела ее к двери, но женщина вдруг оттолкнула санитарку и снова подбежала к кушетке, исступленно твердя:
— Не уйду, с ним останусь, с сыночком…
Василий взял женщину за руку и повел ее к двери.
— Успокойтесь, — говорил он, — мы спасем вашего сына, положим в больницу.
Мать, как слепая, покорно шла за доктором, и когда он вывел ее в коридор, упала на скамейку, вздрагивая от рыданий.
Нет, не такой представлялась Василию первая операция в Федоровке. Он рассчитывал заблаговременно подготовиться к ней, подобрать хорошо знакомое хроническое заболевание, по поводу которого не раз доводилось оперировать в клинике.
На эту первую операцию он, конечно, возлагал большие надежды, думал пригласить весь больничный персонал, чтобы показать и объяснить, как нужно вести себя в операционной. Он учитывал и другое: с какой быстротой разнеслась бы по округе весть о том, что здесь, как в любой другой больнице, делают операции, и люди поверили бы… Василий понимал, что никакой, даже самый талантливый хирург не может успешно лечить и оперировать без этого нужного доверия…
Но тяжелое ранение Коли Брагина спутало все его расчеты. Сейчас было не до пространных размышлений, не до показной операции — надо спасать жизнь мальчика, не теряя ни минуты. Да, да, ни одной минуты, потому что мириады невидимых убийц-микробов уже ринулись в грозную атаку и остановить их может только нож хирурга и шприц врача.
— Камфару!
Вера Богатырева подбежала к стерилизатору, но Василий остановил ее.
— Богатырева, руки! Руки мойте!
«Совсем растерялась. Помощница называется… В куклы тебе играть, а не в больнице работать», — с огорчением подумал Василий. Он готов, был встать к операционному столу, но вдруг вспомнил, что у него еще нет операционной сестры. — «Эх ты, недотепа, ругаешь Богатыреву, а сам… Высечь бы тебя за легкомыслие», — ожесточенно упрекнул себя Василий и тут же распорядился, чтобы санитарка позвала старшую сестру.
Пришедшая Луговская всплеснула руками и ахнула:
— Коленька, что с тобой? — Потом взглянула на доктора. — Оперировать надо. Готовиться, что ли? Или в райбольницу отправите?
— Готовьтесь. Оперировать будем здесь.
…Василий с особым усердием, похожим на священнодействие, обрабатывал руки и время от времени придирчиво поглядывал на помощников. Ему все казалось, что Корней Лукич и даже операционная сестра, Клавдия Николаевна, что-то сделают не так, что-то упустят, нарушит суровый закон хирургии — стерильность.
Один раз ему почудилось, будто Луговская стерильными руками взялась за край стола. Василий вздрогнул, в груди у него похолодело.
— Луговская, что вы делаете! Руки! Руки мойте снова!
И странное дело! Клавдия Николаевна сейчас будто язык проглотила и безропотно выполняла все распоряжения хирурга.