А часам к десяти у малыша начался бред, он метался в кроватке, и отец, по требованию матери, помчался на мотоцикле за врачом.
И вот теперь, осматривая ребенка, Василий не мог установить заболевания. В голове проносились названия и признаки разных болезней, но все перепуталось. Болезнь началась внезапно, или, как выражаются медики, остро… Ну и что же? У детей почти все заболевания начинаются остро: ребенок бегает, шалит и вдруг — слег в постель…
Он снова и снова перебирал в памяти то, что было известно ему о детских болезнях, силясь отыскать ключ для решения этой нелегкой задачи: для какого заболевания характерны внезапное начало, насморк, светобоязнь, частый пульс? «Очень похоже на корь», — почти с уверенностью подумал Василий и для уточнения спросил:
— У ваших соседей нет больных детей?
Оказалось, у соседа — учителя недавно болела дочурка, но чем, хозяйка дома не знала.
— Разожгите, пожалуйста, примус, — попросил он.
— Укол будете делать? — испугалась мать.
— Поторопись, Надя, доктор знает, что делать, — подтолкнул ее муж.
Василий вскипятил шприц, ввел больному пенициллин, дал стрептоцид. После укола малыш поплакал немного, а потом притих и вскоре заснул.
— Спит, — прошептала мать и вскинула на доктора влажные от слез, но заметно повеселевшие глаза.
— Ну вот и хорошо, — с облегчением отозвался отец. — Спасибо, товарищ доктор. Разрешите, я вас домой отвезу.
— Если можно, я останусь у вас до утра, — попросил Василий. Ему хотелось взглянуть на больного ребенка утром при дневном освещении. Такая, казалось бы, мелочь, как освещение, иногда может исказить картину заболевания. Это хорошо известно каждому врачу.
— Можно, конечно, можно, — гостеприимно подхватил хозяин.
Утром Василий подтвердил свой диагноз — у малыша действительно была корь, и он отправился к местному фельдшеру, чтобы сообщить о заразном больном и заодно попытаться выяснить источник инфекции.
Успенский фельдшерский пункт размешался в неказистой избенке, крытой почерневшим от времени камышом. На дверях пункта висел большой замок. К двери была прибита фанерная дощечка с почти смытой дождями надписью: «Прием больных с 9 часов утра до 3 часов дня».
Ждать час, пока придет сюда фельдшер, было бессмысленной тратой времени, и Василий решил пойти на квартиру к Соломке.
Первый же встречный колхозник указал Василию дом фельдшера.
Василий отворил калитку и сразу натолкнулся на огромную свинью. Блаженно похрюкивая, она лежала почти у самой калитки, над нею роем кружились мухи. Чуть поодаль от свиньи деловито копались в мусоре куры, а крупный, красивый петух, ревниво оглядываясь по сторонам, оберегал покой своих подруг.
Василий с опаской окинул взглядом двор — нет ли где-нибудь собачьей конуры: ему уже не раз приходилось отбиваться от несознательных собак, которые никак не хотели считаться с докторским званием и набрасывались на него озлобленно.
На крыльце появилась невысокая женщина с тазом в руках, она певучим чистым голосом крикнула:
— Цы-ы-ып, цы-ы-ып!..
Куры, вытянув шеи, бросились к хозяйке под ноги, и только петух с величественной медлительностью шел на этот зов, будто делал кому-то одолжение.
Женщина, заметив у калитки незнакомого человека, равнодушно спросила:
— Вы к Гавриле Евгеньевичу? — и, не дожидаясь ответа, крикнула в полуоткрытую дверь: — Гаврюша, к тебе пришли!
Вместо Гаврюши из дверей вынырнул мальчуган лет десяти, а вслед за ним вышел поменьше, потом девочка еще меньше и, наконец, шествие замкнул карапуз в коротенькой, до пупа, рубашонке. Дети все, как на подбор, были черноволосые, черноглазые.
Вскоре на крыльце появился и сам отец семейства фельдшер Соломка, мужчина лет под сорок, с лохматой черной головою, с угрюмым небритым лицом. На нем была серая ситцевая косоворотка без пояса с расстегнутым воротом. Своим внешним видом он напоминал человека физического труда: кого угодно — плотника, каменщика, грузчика, но только не медицинского работника.