«А стоит ли шум поднимать из-за каких-то аптечек? Есть главврач, пусть он шумит, а ты хирург, твое дело операционная».
«Нет, не только операционная», — упрямо приглушил этот голос Василий.
Голос помолчал смиренно, а потом сызнова прозвучал где-то у самого сердца.
«Хочешь скрестить шпаги с Тобольцевым… А как отнесется к этому его дочь, Татьяна? Ты подумал, доктор? Воинственность — дело хорошее, а понравится ли она той, чье имя так бережно хранишь в душе…».
Василий опять хотел было упрямо приглушить этот голос и вдруг почувствовал, что сам прислушивается к нему и уже готов оставить в покое отца Татьяны…
По всей вероятности, вид у доктора был необычным, потому что Грушко, поздоровавшись на току, осторожно поинтересовался:
— Что с вами, Василий Сергеевич?
Василий виновато взглянул на него.
— Думаю вручить Тобольцеву вот этот подарок, — сказал он, взвешивая на руках картонную коробку «Колхозной аптечки».
— Зачем? Он человек здоровый.
— Я бы этого не сказал. Тобольцева нужно лечить и как следует.
— Вы говорите загадками.
— Загадки эти решаются просто, — живо ответил Василий. — Я, Тихон Иванович, не понимаю, как можно так наплевательски относиться к людям, которые в поле работают, которые сил не жалеют?
— Ну, это вы слишком, — чуть улыбнулся в усы Грушко.
— Слишком мягко. Согласен. Вы мне как-то показывали план работы партийной организации на второе полугодие. Все там есть: и уборочная, и заготовка кормов, и подъем зяби. Но нет, по-моему, самого главного — заботы о человеке.
Грушко нахмурился. Этот план был составлен вдумчиво, с учетом всех сторон жизни колхозного села, и приезжавший на днях секретарь райкома похвально отозвался о нем.
— Вы не точно выражаетесь, Василий Сергеевич. И уборочная, и заготовка кормов, и подъем зяби — все это в конце концов не для Ильи-пророка, а для человека, — убежденно отвечал Грушко.
— Может быть. Может быть, я не умею смотреть вперед, но если сегодня отправил девушку в больницу с осложненной травмой, если на току, где гудят машины, нет метра бинта, клочка ваты, капли йода, пузырька с нашатырным спиртом, то мне, врачу, кажется, что колхоз плохо подготовился к уборочной, что председатель колхоза, секретарь партийной организации и мы, коммунисты, отнеслись к этому делу не по-партийному, бюрократически!
Всегда спокойный и рассудительный Грушко сейчас вспылил:
— Что же вы раньше молчали? Почему не выступили на партийном собрании?
— А вспомните повестки дня наших собраний: отчет агронома, готовность техники, надои молока. А почему не поставить отчет врача? Вы, Тихон Иванович, десять лет секретарем. Но хоть единожды за это время докладывал коммунистам врач о своей работе, о своих нуждах? Я с уверенностью говорю — не было такого случая! А почему?
Их дальнейшему разговору помешали подошедшие Тобольцев и Антонов. Увидев в руках доктора картонную коробку аптечки, Тобольцев улыбнулся и с удовлетворением проговорил:
— А вы, доктор, оказывается, человек оперативный. Аптечка появилась. Очень хорошо.
— Представьте себе, неплохо, — сдержанно ответил Василий. — Оберегаю колхозную кассу от лишних затрат, потому что, как говорит пословица, скупой богач беднее нищего. Получите аптечку. Не беспокойтесь, платить не придется. На свое жалованье купил.
Тобольцев сурово сдвинул густые темные брови, исподлобья взглянул на доктора.
— Я подачек не принимаю, — с достоинством сказал он.
— Не вам лично даю, а для тех, чье здоровье в грош не цените.
— А вы попробуйте у них спросить, они вам ответят, — кивнул Тобольцев головою в сторону работавших на току.
— Я в этом сам успел убедиться! — вспылил Василий, позабыв прислушаться к тому осторожному голосу благоразумия. Сейчас ему было не до осторожности. Он понимал, что не имеет права сдаваться, не имеет права даже на вершок отступить.
— Вы слишком заносчивы, доктор, — вмешался Антонов. — Это же нахальство обвинять председателя колхоза в несуществующих грехах.
— Не груби, Дмитрий, — остановил его Грушко.
— Не я, доктор грубит.
— Доктор требует и правильно делает, — ответил Грушко и обратился к Тобольцеву. — Неужели правда? Неужели ты действительно пожалел денег на аптечки?
Тобольцев отмахнулся.
— Доктор наговорит семь верст до небес и все лесом.
— Я сегодня скажу на партийном собрании, пусть решат коммунисты, — заявил Василий и пошел искать удобное место для аптечки.
…Перед вечером Тобольцев сказал дочери, чтобы она собиралась ехать домой: сегодня партийное собрание.