— Благодарствую, Борис Михайлович, здоровы.
— Что-то давненько не заглядывал ко мне, — с упреком сказал Борис Михайлович. Он знал, что Соломка теперь чаще обычного бывает в больнице, но по какой-то непонятной причине обращается со всеми вопросами только к Донцову, будто его, главврача, не существует.
— Слышал я, — осторожно продолжал Борис Михайлович, — будто у тебя Донцов на фельдшерском пункте ругань устроил.
— За дело оно и поругать не грешно.
— За какое дело, Гаврило Евгеньевич? Ты у меня на хорошем счету, ты у меня, можно сказать, самый лучший участковый фельдшер.
Соломка грустно улыбнулся.
— А ты знаешь, друг мой, что говорил о тебе Донцов? Снять, говорит, с работы такого фельдшера. Видал, куда загибает?
— Да пора бы и снять меня с должности, — с обреченной покорностью проговорил Соломка. — Там нужен человек знающий…
Лапин остолбенел от неожиданности. Он был уверен, что фельдшер, как клещ, держится за тепленькое местечко в Успенке, и вдруг такое заявление.
— Да в своем ли ты уме, Гаврило Евгеньевич? Опомнись! — артистически воскликнул Борис Михайлович. — У тебя дети. Подумай, ну куда ты с ними.
— Я, Борис Михайлович, до седых волос дожил, все понимаю, — с душевной болью возразил Соломка. — У нас когда-то на фронте врача ранило, так я замещал его целый месяц, с работой справлялся, орден за это получил. А здесь я кто? Поросят кормлю, сам хуже свиньи стал. Лучше уж в колхоз пойти рядовым колхозником…
— Колхозником! Уморил, — расхохотался Борис Михайлович, хотя ему было совсем ие смешно и не весело. — Ты вот что, Гаврило Евгеньевич, не дури, — серьезным тоном посоветовал он фельдшеру. — Я не дам тебя в обиду. Так и знай, не дам!
Вспоминая потом этот разговор, Соломка в недоумении пожимал плечами: о какой обиде говорил главврач? Если он тогда намекал на доктора Донцова, то намек этот казался ему по крайней мере странным. Соломка, наоборот, был признателен Василию Сергеевичу за строгую правду, сказанную в глаза, и всегда ожидал доктора как старшего товарища, как друга. Вчера, например, едва прослышав, что Василий Сергеевич собирается приехать в Успенку, Соломка вечером обошел всех пациентов, которых думал показать врачу, договорился с колхозным бригадиром, чтобы тот далеко не посылал их на работы.
Борис Михайлович никак не мог оторваться от газеты, словно ее заветная страница была намагничена. Он читал и перечитывал долгожданный очерк, любовался портретом своим и чувствовал себя в этот радостный день настоящим именинником. Еще бы! Ведь его имя прозвучало сейчас по всей стране. Все медики читают о нем, главвраче сельской больницы, и, конечно, завидуют. Да, завидуют, потому что иной врач проживет на свете век свой и ни строчки о себе не прочитает. А вот о нем, Лапине, районная газета писала, областная писала, а теперь пишет центральная… И как пишет! Галина Николаевна Орловская сообщит, конечно, об очерке мужу, первому секретарю райкома; прочтет заведующий облздравотделом и, быть может, поведет речь с инспектором по кадрам, чтобы подыскали для него, Лапина, другую ответственную работу в большой городской больнице…
Впрочем, Борис Михайлович не торопится покидать Федоровку: время терпит… А потом умница Лариска права: они должны выехать из Федоровки с триумфом…
Когда-то в студенческие годы трудновато жилось Борису Лапину: стипендии не хватало, старики-родители почти ничем не могли помочь сыну, а идти работать дежурным фельдшером, как это делали некоторые студенты старших курсов, ему не хотелось. Он искал более выгодный путь улучшения своих материальных дел, и вдруг, как говорится, капризная фортуна улыбнулась Борису Лапину: понравилась ему хорошенькая заведующая магазином. Он познакомился с ней, пригласил раз-другой в кино, в театр, а потом, не долго думая, предложил пойти в загс, и она согласилась. У молодой жены была небольшая, метров около двенадцати, комнатка, были кое-какие сбережения и небольшая ежедневная прибыль от «усушки», «утечки» и прочих торговых премудростей. После женитьбы Лапин воспрянул духом: приоделся, повеселел, и занятия пошли успешней.
Но вскоре молодых супругов подстерег неожиданный удар: Лариса Федоровна попала под сокращение штатов. И сколько она потом ни хлопотала, сколько ни билась, вынуждена была заняться невыгодной канцелярской работой. Борис Михайлович был обескуражен таким оборотом дела, но у Ларисы Федоровны были свои расчеты: муж скоро станет доктором, и тогда осуществится ее заветная мечта — приобретут они хороший дом с палисадником, с уютным двориком и заживут припеваючи.