— Ведь я знаю, Верочка, втюрилась ты в Мишу Кузнецова, — заключила Юлия.
Вера вспыхнула и горячо стала доказывать, что ничего подобного, что Юлия ошибается…
И все-таки Юлия не ошиблась. Вера почему-то все время думала о Кузнецове и всегда спешила в больницу. Она подолгу копалась в сельской библиотеке, выбирая самые интересные книги для Кузнецова, а как только узнала, что он любит рассказы с приключениями, притащила в палату толстую подшивку журналов «Вокруг света».
Однажды Вера три вечера подряд читала большую книгу о солдате. Солдата ранило в бою на фронте. Раны были тяжелые, и врачи после всех попыток облегчить участь воина пришли к заключению, что в данном случае медицина бессильна и солдат не жилец на этом свете. В госпиталь приходила девушка Галя — ткачиха с шелкокомбината. Она помогала сестрам и санитаркам ухаживать за ранеными, иногда веселила бойцов своими песнями. Понравились песни Гали тому тяжелораненому солдату. Слушая девушку, солдат забывал о ранах и просил, чтобы она продолжала свои песни. И Галя не скупилась. Солдат всем сердцем полюбил девушку. Узнав об этом, Галя каждый день приходила в палату. Она с ложечки кормила солдата, вполголоса напевая ему чудесные песни, она без стеснения говорила парню о своей любви, говорила и пела о том, что она никогда в жизни не оставит его. И вопреки прогнозам врачей произошло чудо: парень выздоровел. Вскоре он выписался из госпиталя и снова ушел на войну. Галя долго долго ждала его с фронта и дождалась…
Когда книга была дочитана, Кузнецов тихо сказал:
— Это любовь помогла солдату. Любовь, Верочка, большое дело… А мне тоже… помогла ваша кровь, она течет в моих жилах, и я никогда, никогда не забуду этого. — Немного помолчав, он тихо спросил: — Завтра придете?
— Да, да, Миша, конечно. И принесу новую книгу.
Весь тот вечер Вера думала о солдате, о хорошей девушке Гале, о Мише Кузнецове и очень сожалела, что не умеет петь. Она тоже спела бы Мише чудесную-расчудесную песню о весне, о любви… Вера хотела рассказать обо всем Юлии, но побоялась. Юлия порой была просто невозможной, ей ничего не стоило высмеять… Она вообще любила посмеяться над другими, а сама? Грезит о каком-то «необыкновенном» и «особенном» и все ждет его, ждет… А Вере наплевать на этих «особенных», ей теперь нравился самый обыкновенный Миша Кузнецов, и она, наверное, тоже чуточку нравилась, и это помогало ему бороться с болезнью, с тяжелыми травмами.
Порой Миша просил девушку написать письмо в Курскую область. Вера уже знала, что Кузнецов года три тому назад приехал в этот край по комсомольской путевке на целину. Хотя в Зареченском районе целины было мало, но его направили сюда в автоколонну шофером. Доводилось ему бывать и на настоящей целине: возил прошлым летом зерно из целинных совхозов.
Вскоре пришло ответное письмо от матери из Курской области.
«Дорогой и разлюбезный мой сыночек Мишенька, — читала Вера, — да как прочла я твое письмо да облилось мое сердце горючими слезами, потому что не твоей ручкой написано оно. Да некому там за тобой, сыночек мой, просмотреть, поухаживать, да были бы у меня крылышки сизые, полетела б к тебе, кровинушка моя ненаглядная. Да пропиши ты, сыночек, про свое здоровье все поподробней…» — Вера даже всплакнула, читая слова материнского сердца, а Кузнецов посмеивался:
— Мама у меня такая, все ей видится в мрачных тонах. Давайте напишем ей, Верочка, что скоро снова сяду за баранку, что болезнь пошла на убыль…
Вера написала под диктовку большое веселое письмо, а дома еще от себя добавила, чтобы мать Кузнецова не тревожилась о сыне: и присмотреть, и поухаживать за ним есть кому в больнице…
Сегодня на пятиминутке Вера по всем правилам докладывала о суточном дежурстве, и вдруг Лапин перебил ее:
— Товарищ Богатырева, почему не выполнили мое назначение?
Только теперь Вера вспомнила, как вчера, уходя из больницы, Борис Михайлович сказал, чтобы она дала на ночь таблетку одной больной. В суматохе Вера забыла о назначении главврача.
— Простите, Борис Михайлович, забыла, — тихо проронила Вера.
— Так, так. Забыли… А чем, позвольте узнать, вы были заняты? И почему, разрешите полюбопытствовать, вы часами просиживаете в палате Кузнецова, оставив на произвол судьбы других больных? Значит, есть у вас любимчики? — спрашивал, усмехаясь, Лапин.