— Василию Сергеевичу уступлю, а тебе, Дмитрий, так и знай, не уступила б, — согласилась Брагина, передавая Василию лопату.
Работа у мужчин спорилась. Они напеременку копали одной лопатой, и пока Василий выбрасывал из ямки рыжеватую землю, напарник нетерпеливо поглядывал на часы (они договорились работать по десять минут).
— А знаете, Василий Сергеевич, с дорогой-то вопрос уже почти решен, относим ее на триста метров от больницы, — сообщил Антонов.
— Что вы говорите! — с радостным удивлением воскликнул Василий и, с благодарной улыбкой глядя на собеседника, думал:
«А все-таки молодец Антонов, повздорили мы с ним тогда и, кажется, не напрасно».
Будто разгадав мысли доктора, председатель тихо проговорил:
— Только не подумайте, что это моя заслуга, я на исполкоме только намекнул о дороге, а все остальное сделал Моргун.
За разговором они не заметили, как подошла к ним Татьяна.
— Хороши работнички! Люди копают индивидуально, даже женщины, а вы вдвоем, — сказала она.
«И копаем вдвоем, и любим тебя тоже вдвоем», — чуть было не сорвалось с языка у Антонова.
— К сожалению, у нас лопата одна. Может быть, одолжишь свою? — спросил у Татьяны Василий.
«Они уже на «ты», — с горечью подумал Антонов, а вслух сказал:
— Чтобы не было нареканий, ухожу в сельсовет.
— Дмитрий Дмитриевич, конец — всему делу венец, а у нас осталось не больше двух штыков, — попытался задержать его Василий.
— Простите, в сельсовете у меня дела.
Татьяна была не в духе, это Василий заметил сразу. Он видел, как она, опершись на лопату, стояла и смотрела вслед удалявшемуся Антонову. Какие думы бередили ее сердце, какие мысли терзали мозг, Василий, конечно, не знал, но во взгляде ее уловил что-то незнакомое и странное.
— Я хочу поговорить с тобой, Василий, — сказала она.
— Сейчас?
— Если у тебя есть время, могу сейчас.
— Одну минутку, только подчищу ямку.
Тобольцева молча отгребала выбрасываемую из ямки землю, и это молчание удивляло Василия. Обычно она была с ним разговорчивой и веселой, а сейчас лицо у нее строгое, глаза грустные.
«Наверное, десятиклассники плохо написали сочинения, Таня поставила много двоек и теперь убивается», — решил Василий, знавший, что двойки всегда действовали на нее удручающе, и он порой посмеивался: «Необъяснимый парадокс, Танюша, сама двойки ставишь и сама переживаешь. Не ставь их, и настроение будет лучше…»
— Ну вот, теперь можно начинать наши дипломатические переговоры, — пошутил он, силясь шуткой вызвать улыбку на ее лице.
Вместо ответа она сунула ему в руку измятый клочок бумаги. — Что это?
— Прочтешь, узнаешь, — угрюмо обронила она. — Только не читай вслух.
«Дорогая Татьяна Семеновна, — читал Василий, — вы ослеплены доктором Донцовым и ничего не видите, ничего не знаете. Мы должны вам открыть глаза и сказать жестокую правду. Каждый раз после свидания с вами этот бессовестный доктор уходит ночевать к продавщице…».
Он скомкал в кулаке бумажку, даже не дочитав ее до конца, Василий был не в силах поднять глаза и взглянуть на Татьяну. Веки вдруг стали тяжелыми, точно глыбы свинца. Он чувствовал, как горячая краска стыда обожгла, ударила в лицо. Сердце на мгновение замерло в груди, спазма перехватила дыхание.
И снова въедливо хохотнул внутри знакомый Василию голос:
«Ты хвалился когда-то во всем сознаться… Ну, что ж, теперь есть возможность — признавайся, Татьяна ждет…».
«Нет, нет, что угодно, только не это, только не это». — с болью твердил в мыслях Василий.
Татьяна вскинула на плечи лопату и пошла вдоль улицы. Василий догнал ее и сдавленным шепотом спросил:
— Ты веришь?
Она молча ускорила шаги.
По каким-то делам Василий Сергеевич уехал в Заречное, и Иринка решила, наконец, осуществить свой давно задуманный план. Она пробралась в комнату квартиранта, отыскала на этажерке объемистый том Пирогова «Севастопольские письма и воспоминания» и, бережно завернув книгу в газету, отправилась в школу. Встретив Юрия, она отвела его в сторону и заговорщическим шепотком стала упрашивать, чтобы тот срисовал из книги портрет знаменитого хирурга (о том, что Пирогов знаменитый хирург, она знала из недавно увиденного кинофильма).
— Да зачем он тебе? — удивленно пожимал плечами юноша.
— Раз прошу, значит нужно, — уклонилась от прямого ответа Иринка и, чтобы поскорее добиться согласия, с нарочитым равнодушием добавила: — Если не хочешь, я обращусь к кому-нибудь другому.