— И чего вы кричите? Ваня и ваш внук и Шпагину тоже, — вмешался Василий. — Ваня привязан к дедушке, и дедушка ничего плохого ему не делает.
— Привязан? Да я Шпагина своими вот этими, — Кудряшиха протянула Василию длинные, крючковатые пальцы, — сама задушу! Уж они мою дочь до греха довели, а теперь на внука глаза горят! Где он, старый хрыч! — Кудряшиха хотела прорваться в стационар, но Василий загородил ей дорогу.
— Вот что, гражданка Кудряшева, здесь больница, и прошу соблюдать тишину. К больным в палату заходить нельзя.
— Ага, мне нельзя, а Шпагину можно, а нехристю разрешается! Я сельского председателя приволоку! Уж я правду найду! — не сдавалась Кудряшиха, и она действительно побежала в сельский Совет и вскоре привела Антонова, продолжая кричать о том, что она в район с жалобой пойдет, до области, до Москвы доберется, а не допустит, чтобы внука мучили, чтобы его на съедение Шпагиным отдали.
— Что ты плетешь, Марфа, опомнись, — упрекнула тетя Даша.
— И в самом деле, что это вы разошлись, покою больным не даете, — поддержала тетю Дашу Клавдия Николаевна.
— Иди, иди, Марфа, без тебя председатель разберется, — сказал Корней Лукич. Он, Клавдия Николаевна и тетя Даша с трудом выдворили из больницы крикливую старуху.
— Чехарда у вас получается, доктор, — недовольно бросил Антонов.
— Я этого не замечаю, председатель, — ответил Василий.
— Почему не пускаете Кудряшеву к внуку?
— Ей у него делать нечего.
— Знаете, доктор, вы слишком самоуверенны.
— В меру сил и возможностей. Впрочем, у нас есть главврач, к нему обращайтесь. Извините, меня ждут больные.
Антонов проводил доктора злым взглядом и направился к главврачу.
— Верно, верно, Дмитрий Дмитриевич, шум из-за этого Донцова. Я вам больше скажу: Донцов берется не за свое дело. Ивана Кудряшева нужно было бы отправить в ортопедическую клинику, к специалистам, а Донцов сам практикует. Вот и шум, вот и жалобы. Жалобы-то на весь коллектив падают, — со вздохом говорил Борис Михайлович.
— Партийному бюро следует поинтересоваться поведением Донцова.
— Точно, Дмитрий Дмитриевич, давно следует, — подтвердил главврач.
…Василий до вечера задержался в больнице и встретил здесь Татьяну, приходившую к Ване Кудряшеву. Они вместе отправились в палату. Если к Ване являлся учитель, догадливые больные выходили в коридор, чтобы не мешать занятиям. Сюда, в Ванину палату, Василий старался не помещать тяжелых больных.
— Ну, Ваня, напишем сегодня диктант, — сказала Тобольцева.
— Татьяна Семеновна, разрешите и мне писать, чтобы не скучно было Ване, — попросил Василий.
Она разрешила. Потом они вдвоем проверяли в ординаторской работу ученика и вместе радовались Ваниной пятерке. Забота о здоровье Вани Кудряшева, о его успехах в учении еще больше сблизила Василия и Татьяну.
— А теперь проверим твой диктант. Двойку тебе я поставлю с удовольствием, — говорила Татьяна и удивилась: доктор тоже написал на пятерку.
— Вот не ожидала! — воскликнула она. — Ты, оказывается, молодец.
Домой возвращались вместе. Они долго бродили по улицам села, много смеялись, подтрунивая друг над другом. Василий вдруг понял, что напрасно тревожился: Татьяна относится к нему по-прежнему, и та грязная анонимка давно забыта…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Василий Сергеевич, посмотрите, что делается на улице! — однажды утром крикнула Иринка.
— Что ты, непутевая, — замахала руками стоявшая у печи бабушка, — раскричалась, ровно угорелая. Человек спит еще, а ты ни свет, ни заря…
— Что случилось, Иринка? — отозвался из своей комнаты Василий.
— Сколько снегу навалило! Все кругом запорошило! — радостно продекламировала девушка, с улыбкой поглядывая на бабушку, и улыбка ее будто говорила: он очень рад услышать от меня эту новость.
Василий вышел из комнаты.
— Значит, зима?
— Зима, Василий Сергеевич! — подхватила Иринка и таким тоном, словно раньше никогда не бывало такого чуда.
— Зимушка наступила, оно и пора. Теперь дома умываться будете, хватит на реку бегать, — заметила Ивановна.
— А мы теперь на лыжах будем! Правда, Василий Сергеевич?
— Непременно. Посмотрю, какая ты лыжница. Хвалилась много.
— И совсем не хвалилась. А если хотите посмотреть, идемте сейчас.
— Батюшки мои, — всплеснула руками бабушка, — что выдумала.
— Нет, Иринка, снег еще не окреп, на лыжах рано.
— Ну и что же? А вы знаете, как хорошо по первому снегу! Кругом снежная целина, кругом ни одной лыжни, а ты идешь первой и прокладываешь след. Разве это плохо?