— Вот неугомонная, — с ласковой укоризной говорила Ивановна, — и в кого пошла такая. Ты вон в школу след прокладывай, да не опоздай смотри.
— Сегодня опаздывать нельзя, у нас праздник всего класса.
— Какое-нибудь важное событие? — поинтересовался Василий.
— У Татьяны Семеновны день рождения.
Василий знал это. Как-то вечером, возвращаясь из кино, Тобольцева сказала о своем дне рождения, и он тогда в шутку пообещал преподнести ей самый дорогой подарок, какой только может обнаружиться в магазинах Зареченского района. Татьяна не осталась в долгу и тоже отшутилась, посоветовав не тратить на подарок годовую зарплату врача.
Иринка убежала в школу. Когда Василий вышел на улицу, в глаза ударила чистая, какая-то праздничная белизна. Искрился, сверкал, поблескивал в лучах утреннего солнца первый снег. Улица была белой, приветливой, на крышах колхозных строений белые шапки, над трубами вился белыми хлопьями дым, высоко поднимаясь в чистое синее небо.
А больничный сад? Он стал неузнаваем, он будто расцвел за ночь серебристо-белым цветом. Каждая веточка была щедро усыпана сверкающим инеем.
«Это все для Тани, даже природа отмечает ее день рождения», — промелькнуло в голове Василия.
После амбулаторного приема Василий отправился на колхозную ферму — партийное бюро поручило ему провести беседу с доярками о Куйбышевской ГЭС.
В просторном красном уголке было тепло и уютно. На столе здесь лежали газеты, журналы, шахматная доска с расставленными фигурами ждала бойцов-любителей. Белые стены были увешаны плакатами, лозунгами, диаграммами. Василию бросился в глаза красочный плакат с портретом знакомой доярки. «Тамара Егоровна Никитина — лучшая доярка области», — гласила подпись. Дня три назад Никитина пришла на прием с нарывом под мышкой, так называемым гидраденитом. Разрез он делать пока не стал, а назначил медикаментозное лечение и дал освобождение от работы, строго-настрого предупредив, что доить коров ей нельзя.
Сейчас, читая об успехах доярки, он думал, что для быстрейшего ее выздоровления, пожалуй, придется прибегнуть к ножу. Завтра она снова придет на прием и он решит, что делать.
Неподалеку от плаката висела в красной деревянной рамке стенная газета «Голос доярки». Василий обратил внимание на рисунок. Если верить надписи, то федоровский художник-карикатурист изобразил колхозного зоотехника. Стихотворная подпись под карикатурой рассмешила Василия:
В красный уголок забежала с подойником Никитина. Увидев доктора, она хотела незаметно выскользнуть, но он остановил ее.
— Тамара Егоровна, постойте. Вы работаете?
— Я… Меня попросил председатель, — смущенно проронила она.
— Я же вам целый час толковал. Вы грамотный человек, десятилетку окончили. Неужели не понимаете?
— Простите, Василий Сергеевич, — еле выдавила доярка, пятясь к выходу. — Меня попросили, я не могла… коровы мои привыкли… — не договорив, она скрылась за дверью.
«Придется говорить с доярками о гигиене», — решил Василий.
Вошел Тобольцев. На нем белый полушубок, серая барашковая шапка, черные валенки. Несколько мгновений председатель озадаченно смотрел на врача, удивленный встречей с ним здесь, в красном уголке, потом глухо сказал:
— А, доктор. Здравствуйте. Что это вы?
Поздоровавшись, Василий ответил:
— Пришел побеседовать с вашими кадрами.
— Хорошее дело. Вот они, наши кадры, — кивнул он на портрет Никитиной.
— Хороша. Только приболела немножко.
Тобольцев распахнул полушубок, окинул Донцова недружелюбным взглядом и, чеканя каждое слово, сердито произнес:
— Я вот что скажу вам, товарищ доктор, не делайте здоровых людей больными. Не допущу, чтобы она (он снова кивнул на портрет Никитиной) уступила первенство в соревновании. Я, может быть, готовлю ее в Герои Социалистического Труда.
— Достойная кандидатура.
— И она будет носить золотую звезду Героя. Каждый день я докладываю об успехах Никитиной в райком. Вы это понимаете?
— Понимаю, — подтвердил Василий. — Думаю, что о болезни доярки вы тоже не забыли доложить в райком.
— О какой болезни! Не выдумывайте! Она здорова, она работает отлично и по-прежнему впереди всех в области идет.
— Можно подумать, что вы где-то прячете врачебный диплом, если так уверенно судите о здоровье человека, — иронически заметил Василий. Ему сперва казалось, что легко удастся убедить Тобольцева в его заблуждениях, да и ссориться нынче не с руки: вечером им придется сесть за праздничный стол и выпить по рюмочке за здоровье Тани.