- Я тоже тебя люблю, девочка моя,- прошептал я, и мне показалось что она услышала эти слова.
Я поставил ее на ноги и снял с нее трусики, она помогала мне. Когда они упали, она переступила через них, словно через последнюю черту, отделяющую прошлый мир от мира будущего. Я поцеловал ее круглый живот и спустился ниже до треугольника темных волос, она вдруг резким движением подняла меня со скамейки и начала расстегивать ремень на джинсах. С большим трудом мы справились с этим, затем рубашка и все остальное, и вот, я тоже абсолютно нагой стою перед ней, и меня всего трясет, словно в ознобе. Лена гладит меня руками, нежно касаясь, словно пытаясь успокоить бушующий во мне пожар. Она усаживает меня на полок, а сама садится ко мне верхом на колени и целует меня сама в первый раз, ее губы охватывают мои, и я как бы расстворяюсь в ней целиком. Пожар, охвативший меня не стихает, я придвигаю ее ближе к себе, но она протестующе мычит и кладет мои руки к себе на плечи.
- Мы-му, - протестующе качает она головой, а сама пододвигается ко мне и направляет меня рукой.
Она начинает тихо двигаться, даже не то что бы двигаться, а плавно раскачиваться, почти не продвигаясь вперед. Я просто не могу себя больше сдерживать, но от каждого моего малейшего движения она вскрикивает и протестующе качает головой. Потихоньку движения становятся все более размашистыми, а к стонам боли присоединяются звуки и стоны радости. Она приникает к моим губам и вдруг с полной силой садится на всю глубину. Острая боль от прокушенной губы пронзает меня всего с ного до головы, и тут же весь окружающий мир взрывается мириадами осколков, крупная дрожь заставляет биться ее тело, ее сильные руки прижимают меня к себе, и она целует меня солеными от слез и крови губами... Мы лежим на полке, ее голова покоится у меня на плече, и похоже, что она задремала...
Вдруг она привстает, наклоняется ко мне и говорит:
- Вставай, не время сейчас спать, мне нужно идти, а ты вставай, я тебя прошу, очень прошу.
Я просыпаюсь. Светает. Я высовываю голову из-за бруствера и вижу ползущее по склону горы пятно. Ссука, "духи". Прикрываю рукавом предохранитель, чтоб не щелкнул, закрываю ладонью рот, больно бью молодого (заснул ссука) по ребрам и шепчу в ухо:
- Вставай, "духи".
Его глаза от страха расширяются и он мгновенно просыпается, но толку от него - как с козла молока.
- Счас стреляешь куда угодно, только не в меня, короткими очередями. Понял?
Кивок. Достаю "лимонку", чека, скоба отлетает, раздается шипение. Считаю про себя, кажется целую вечность: "Раз... два.... три....четыре" и тихонечко отправляю ее за бруствер. "Пять... шесть.... семь....." Взрыв и стоны, ага, кого-то зацепило.
- Давай, - кричу я молодому, и он, высунув автомат, начинает поливать камни свинцом, я тем временем пытаюсь вычислить, где кто притаился.
Вот там под карнизом кто-то есть, и слева, и там. С соседнего поста тоже заработал пулемет. Гранату из подствольника по карнизу - каменная могилка ему обеспечена, очередь по этому, чтоб не высовывался. Из-за горы выходят "вертушки" и начинают "работать" по площадям, что ж вы делате, гады...
- Что вы тут развели публичный дом, убирай отсюда эту блядь, ишь разлеглись,- вопли моей бабки слышны кажется на всю деревню, Ленка мирно спит у меня на плече.
- Замолчи старая, не кричи так, - пытаюсь урезонить я бабку.
- Не буду молчать, пускай все знают, какая она блядь, - Ленка проснулась и спросонья недоуменно смотрит на бабку. - Чего зенки вылупила, у-у-у, ссучка глухая. Нашла тут себе кобеля. Пошла вон, - и бабка замахнулась на нее мокрой тряпкой.
Я вскочил и вытолкал бабку за дверь. Ленка испуганными глазами смотрела на меня.
- Ничего страшного, ничего она тебе не сделает, - попытался я ее успокоить.
- Уу-му, - растроенно покачала она головой, глядя на то, как бабка барабанит с той стороны по двери.
К полудню вся деревня знала все подробности нашей ночи. Вечером Ленка уехала в город...
- Нечего этой ссучке здесь делать, - визгливый голос бабки превратился в рев набирающего обороты вертолетного винта...
- Потерпи, миленький, - наклонилась ко мне "сестричка", - это только контузия, ничего страшного. Когда я оклемался в госпитале, от родных пришло письмо, что Ленка за день до моей контузии погибла в аварии...
- Ты про носки слышал? - жена осеклась на полуслове, переведя на меня взгляд. Вертолеты в моей голове затихли, осталась тупая пульсирующая боль слева. Она знает, что сегодня я опять приду домой пьяный в хлам, и никакие носки не будут меня волновать...